Миссия Икара

– Ну что ты такое говоришь! Я не верю ни одному твоему слову.

– В данном случае ты не прав.

– А ведь он может стать опасным, – неожиданно сменил тему разговора Мандель, переходя к обсуждению кандидатуры Эвана Кендрика.

Но Уинтерс понял его, поскольку в ходе их беседы продолжал размышлять о том же.

– Почему? Все, что мы узнали о нем, и, уверен, нам предстоит узнать еще больше, свидетельствует об отсутствии у него страстного стремления к власти. Так в чем же опасность?

– В его фанатичной независимости.

– Но это же хорошо! Из него может получиться прекрасный президент. Он не потерпит напыщенных болтунов, соглашателей и подхалимов. Первых, как мы видели, он уже разнес в пух и прах, а с остальными будет еще легче расправиться.

– Значит, я неверно выразился, – сказал Мандель. – Возможно, потому, что сам в этом еще толком не разобрался.

– Или это я такой тупой. Иаков, все-таки что ты хочешь мне сказать?

– А что, если он узнает о нашем существовании? Предположим, этот Кендрик узнает, что его кодовое имя Икар и что он является продуктом общества «Инвер Брасс».

– Узнает? Но каким образом? Нет, это невозможно.

– Путем здравых рассуждений, а этот молодой человек умен, можно сделать и невозможное, и какова тогда будет его реакция? Тем более что он фанатично стремится сохранить свою независимость.

Самуил Уинтерс подпер ладонью подбородок и уставился в выходящее на улицу окно, затем перевел взгляд на портрет жены.

– Кажется, я понимаю, куда ты клонишь, – произнес он, поминая неясные образы из своего прошлого. – Он придет в ярость. Он будет считать себя частью той трясины коррупции в которую его как бы бесповоротно втянули. Его возмущению не будет предела.

– На твой взгляд, как он поступит, находясь в таком состоянии? – развивал свою мысль Мандель. – В долгосрочном плане, зачем ему раскрывать наши имена? Возникнут недомолвки, слухи. Помнишь, что было, когда трехсторонняя комиссия[40] продвигала Джимми Картера? В тех слухах было гораздо больше правды, чем вымысла, но никого это не волновало. А что сделает Кендрик?

– Боже мой! – тихо произнес Уинтерс. – Ничего, кроме отвращения, это у него не вызовет.

– Тебе, Самуил, это что-нибудь напоминает?

– Да, но это случилось много лет назад. Тогда и время и обстоятельства были другими.

– Не думаю, что многое изменилось.

– Но я не занимал никаких высоких постов.

– Тебе не составило бы труда занять их. Блестящий, сказочно богатый декан Колумбийского университета, к которому обращались за советом все президенты, чьи выступления в комитетах палаты представителей и сената приводили к изменению национальной политики… Тебя выдвинули на пост губернатора штата Нью-Йорк, буквально единогласно проголосовали за тебя в Олбани, и вот тогда, всего за несколько недель до съезда партии, ты узнаешь, что какая-то неизвестная тебе политическая организация содействовала твоему выдвижению и неизбежному последующему избранию.

– Для меня это было сильным ударом. Я ничего не слышал об этой организации и о ее членах.

– Несмотря на это, ты решил, правильно или неправильно, что этот тайный механизм потребует, чтобы ты выполнял его указания, и тогда ты сбежал, оставив всех в полном замешательстве.

– Это было омерзительно, противоречило всем принципам любого открытого политического процесса, который я когда-либо поддерживал.

– Вот тебе и фанатическая независимость! – добавил Иаков Мандель. – А затем наступил вакуум власти, возник политический хаос, разброд в партии. На сцене появились оппортунисты, они-то и захватили власть, а потом последовали шесть лет с драконовскими законами и коррупцией в органах государственной власти от верхнего до нижнего течения Гудзона.

– И во все этих бедах ты обвиняешь меня?

– Эти события взаимосвязаны, Самуил. Высокочтимый Цезарь отказался от короны, и все полетело к чертям.

– Хочешь сказать, что Кендрик может отказаться от предлагаемой ему должности?

– Но ведь ты отказался! Ушел, хлопнув в ярости дверью.

– Я сделал это потому, что неизвестные мне люди потратили огромные деньги для того, чтобы поставить меня на эту должность. Я не знал, почему они это делали. Если они действительно были заинтересованы в формировании действенного правительства, а не руководствовались личными интересами, то почему они не пришли и открыто не сказали об этом?

– А почему мы не делаем этого?

Уинтерс посмотрел на Манделя. В глазах появилась грусть.

– Потому что мы как бы исполняем роль богов. Мы обязаны это делать, потому что знаем то, что неведомо другим. Мы знаем, что произойдет, если мы откажемся делать это. У нашего народа вместо президента появится король, во главе всех штатов встанет император. Но скрывающиеся в тени жалкие шакалы не понимают, что означает власть короля. Именно их, жаждущих такой замены, следует уничтожить в первую очередь, ибо иного пути нет.

– Понимаю тебя. Опасаясь, я проявляю осторожность.

– Значит, мы должны быть предельно острожными и уверенными в том, что Эван Кендрик никогда о нас не узнает. Все очень просто.