Миссия к звездам

— Одна раса небольших мохнатых существ, — ответил я. — Но они очень застенчивые и робкие. Они живут под землей и добывают для нас руду. — Я ухмыльнулся при виде его замешательства. — Нам эта руда ни к чему, потому что обычно там оказываются только скалистые породы. Но нас интересует сам материал, из которого пошиты эти мешки, — тонкий, как бумага, совершенно прозрачный, но столь прочный, что может выдержать вес скалы в несколько тонн. Подобно паукам, плетущим паутину, они производят этот материал из своих тел. Но нам никак не удается втолковать им, что нам нужны только эти мешки.

Следующие пятьдесят миль мы преодолели, двигаясь со средней скоростью сорок восемь миль в час. Дорога шла строго по прямой линии, и мы словно скользили по льду. По обе стороны от железной дороги простиралась бесплодная песчаная равнина, не изменившаяся с того самого времени, когда я увидел ее в первый раз. Солнце поднималось вверх, и небо поголубело, впрочем, еще можно было различить звезды. Мы мчались по бесплодной пустыне под свист работавших на полную мощность паровых турбин и грохот передач, при помощи которых приводились в движение колеса. Мне казалось, что я уже не просто человек — я властелин колесницы Джаггернаута, нарушавшей извечную тишину планеты, на миллионы миль удаленной от планеты Земля.

Увидев холмы, издали казавшиеся низенькими высотами, я начал тормозить. На приборной панели замерцал красный огонек. Индикатор показывал восемь миль. Я выжал тормоз.

Жозе вопросительно указал рукой на мерцающий огонек.

— Песок на рельсах, — ответил я.

Это было царство дюн, где песок был настолько тонким, что его мог поднять в воздух даже слабый марсианский ветер. При движении он походил на колеблющийся дымок. До самого горизонта кружились эти песочные водовороты, и то тут, то там рельсы полностью исчезали под уносимым ветром песком.

Мы продвигались кое-как, рывками, быстрее на участках, где рельсы были свободны от песка, и совсем медленно в других местах, где были заносы, под жалобный свист инжекторов. В общем, прошло полтора часа, прежде чем снова перед нами открылась абсолютно чистая колея.

Полпути мы уже преодолели. И было только начало одиннадцатого. Мы шли первыми. Жозе открыл внешнюю дверь.

— Выходим? — спросил он.

— Конечно.

Мы оказались на скалистой равнине, со множеством рытвин, придававшей ей вид сморщенного старческого лица, к тому же такого же бледно-серового цвета. Я наблюдал, как Жозе карабкается среди скал, направляясь к расположенной в ста ярдах возвышенности. Местами подъем был довольно труден, но он взобрался наверх с очевидной легкостью.

Вдруг я заметил в кабине Фрэнка.

— Что, пускаем пыль в глаза, а? — произнес он с ироничной усмешкой.

Я не рассматривал эту проблему с индейцем под таким углом. Впрочем, Фрэнк вполне мог быть прав. Ведь Жозе знал, что сейчас он проходит проверку, и враждебность по отношению к нему проявлял не один только Фрэнк Грей.

Вдали послышался едва слышный гул, а затем раздался пронзительный свист. Из-за поворота вынырнула «Гончая пустыни» и начала спускаться к нам. Сверкая на солнце, длинный состав с лязгом и грохотом пустых вагонов, слегка приглушенного в разреженной атмосфере Марса, промчался мимо нас. А потом я увидел, что Фрэнк направляется в свою контрольную кабину, а Жозе забирается ко мне, в отсек машиниста.

Я внимательно присмотрелся к нему. Дышал он тяжело, а щеки приняли мраморный оттенок. Интересно, только ли это от испытанной им совсем недавно нагрузки? Наши взгляды встретились, и, наверное, он догадался, почему я наблюдаю за ним, потому что быстро произнес:

— Со мной все в порядке, сеньор. Я чувствую себя замечательно.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала скрытая ирония. Подойдя к двери, я открыл ее, после чего повернулся к индейцу.

— Жозе, — начал я, — не буду тебе мешать — все в твоих руках с данной минуты. Я ухожу в пассажирский вагон.

Похоже, мои слова испугали Жозе. Но потом, сжав зубы, он торжественным тоном сказал:

— Спасибо, сеньор.

Уэйд и другие «шишки» были удивлены, когда я объяснил им, что сделал. Впрочем, Бэррон, прибывший с Земли, кивнул мне одобрительно.

— В конце концов, — сказал он, — это ведь должно быть испытание без всякого подвоха. Мы должны выяснить, способен он управлять поездом самостоятельно или нет.— В конце он добавил: — Ведь мы всегда можем отдать ему приказ остановиться, после чего Билл вернется в отсек машиниста.

В ответ никто ничего не сказал, но по хмурым минам на лицах остальных я понял, что они недовольны моими действиями. Во время набора поездом хода тишину никто так и не нарушил. Наверное, я прикорнул в кресле, потому что, внезапно пробудившись, я почувствовал тряску и раскачивание. Бросив взгляд в окно, я встревожился — так быстро мчался по пустыне поезд.

Я торопливо огляделся. Между собой негромко переговаривались трое; Уэйд посапывал в своем кресле, а Бэррон спокойно раскуривал сигару, погруженный в думы.