Миссия – любовь

На следующее утро я бодро спустилась вниз и пошла на кухню. Мать, как обычно, громыхала посудой. На сковороде поджаривалась глазунья с кусочками бекона, источая восхитительный запах.

Я подошла к плите и, поделив яичницу на две равные части, разложила ее по двум тарелкам. Мать умиленно смотрела на меня, и я поняла, что еще никогда не видела такого ее взгляда. Она могла смотреть рассерженно, раздраженно или – о! – обиженно, но умиленно – никогда. Видимо, надо было мне в детстве чаще болеть, а потом выздоравливать.

Я поздоровалась:

– Доброе утро!

Потом добавила:

– Сегодня пойду в университет.

– Какой университет в воскресенье? – всплеснула руками мать. – Да и полежала бы еще.

– Не могу больше. Належалась уже. Чувствую себя прекрасно. А что же мне делать сегодня?

Мать не успела ответить, потому что на крыльце раздались шаги и в дверь постучали. Я открыла, не глянув в глазок. Наша калитка никогда не запиралась, и любой мог беспрепятственно попасть на участок. Входную дверь, конечно же, мы держали закрытой, но чужих не боялись.

На пороге стоял он, мой англичанин, с огромным букетом белых роз в руке.

– С выздоровлением! – улыбнулся Роберт.

Он знал, что я уже выздоровела, так же, как узнал о моей болезни. Возможно, он был необычным человеком, но я больше не боялась. Роберт единственный по-настоящему подходил мне.

Я впустила Стронга в дом и сказала:

– Извини, выгляжу жутко. Да и пахну, наверное, тоже. Я ведь не мылась две недели. И зубы не чистила. Пойду. А вы пока позавтракайте с мамой. Там как раз яичница есть.

Роберт усмехнулся:

– Нормально ты пахнешь. Мне нравится. Оденься тепло, мы отправляемся на прогулку. Тебе нужен свежий воздух.

– Ладно. Как раз сама собиралась, – ответила я, стараясь не запрыгать от радости.

Я пошла к себе и залезла под теплую воду. Мне хотелось как следует отмыться: со скрабом, пенками, увлажняющими масками и прочей женской магией. После душа кожа горела, но мне было очень хорошо. Я почувствовала, как кровь несется по моим венам, очищая измученный долгой болезнью организм от вредных веществ. Я с удовольствием вымыла голову лавандовым шампунем и завернулась в пушистое махровое полотенце.

Затем, тщательно почистив зубы, я принялась укладывать волосы феном. Зеркало в ванной запотело, и я направила на него горячую струю воздуха. Наконец, хорошенько себя разглядев, я с удовлетворением отметила, что ничуть не подурнела за время болезни. Даже, наоборот, стала выглядеть интереснее. Кожа слегка побледнела, зато глаза казались просто огромными, а легкие тени под ними придавали мне томный, даже сексуальный вид.

Ссадины и ушибы почти прошли. Я улыбнулась и стала расчесывать свои темно-русые волосы с выгоревшими под испанским солнцем прядями. Кажется, это называется мелирование. Непослушная шевелюра сохла очень долго. Я даже занервничала – совсем не хотелось заставлять Роберта ждать. Пришлось оставить волосы чуть влажными. Через час они уже будут виться крупными кольцами, придавая мне неотразимый шарм.

Подойдя к трюмо, я взяла с туалетного столика черную тушь и слегка подкрасила ресницы. Немного блеска для губ, и я была готова предстать перед Робертом.

Стоп. Надо было одеться. Он велел – во что-нибудь теплое и подходящее для прогулки.

Я открыла шкаф-купе и достала оттуда синие, очень узкие джинсы и полосатый свитер с большим воротником. Оглядев себя в зеркале, я поняла, что похудела за время болезни: джинсы не обтягивали ноги, а слегка болтались на них. Быстро пошарив в шкафу, я извлекла совершенно новый плюшевый спортивный костюм: прямые штаны на резинке и изящную курточку с капюшоном. «Сойдет, – подумала я. – Не айс, зато комфортно. Американки вон в таком виде вообще везде ходят, а не только в лес». Одевшись, я еще раз оглядела себя в зеркале и, довольная, вышла из спальни.

Мама сидела с Робертом в гостиной и что-то ему рассказывала, оживленно жестикулируя. «Надо же, похоже, они подружились за время моей болезни». Роберт спокойно кивал, а один раз даже сказал – с таким сильным акцентом, что я с трудом сдержала улыбку:

– Да, да. Я вас прекрасно понимаю.

Я подошла к ним и обратилась к матери:

– Ну, мы пойдем?

Мать ответила:

– Роберт, вы ее сильно не утомляйте. И пусть не мерзнет. Если почувствуете, что у нее холодный нос, сразу везите домой.

Стронг хмыкнул, потом серьезно посмотрел на меня и пообещал:

– Буду ей щупать нос каждые две минуты.

Я засмеялась.

Мы вышли на улицу, и Роберт усадил меня в «Рэйнджровер». Обходя машину, я провела пальцем по затейливому рисунку на капоте автомобиля:

– Звезды и огонь. Это что-то значит?

– Это напоминание.

– О чем?

– О том, что даже на холодной безжизненной звезде может вспыхнуть опасный пожар, – серьезно ответил Роберт и нажал на педаль газа.

Свидание

Мы выехали за пределы поселка. Погода была замечательной. Светило яркое солнце, заставляя светлые кудри Роберта сиять золотом. Он молча вел машину и лишь изредка улыбался своим мыслям. При этом уголки его восхитительно красивых губ едва заметно приподнимались и все лицо будто озарял мягкий свет.