На третий день моего пребывания в конспиративном доме в Ургуне, Рекс, командир группы АФО, разбудил меня на рассвете и сообщил, что местный афганский полевой командир, с которым я встречался два дня назад, стоит у главных ворот и просит личной встречи с «американским командиром». [9] Установление отношений и создание альянсов с местными полевыми командирами в то время было главным приоритетом, и группа стремилась привлечь именно этого полевого командира в свои ряды. Два десятилетия непрекращающейся гражданской войны привели к уничтожению практически всех центральных государственных институтов в Афганистане и вакуум власти заполнили лидеры этнических военных группировок, называемые полевыми командирами, которые управляли в приграничных провинциях и строили свою власть на сочетании доброжелательности, храбрости, жестокости и добротной доли дерзкого театрального таланта. Они обеспечивали единственную линию безопасности для людей их определенной племенной группы, что обеспечивало большинству из них подлинную лояльность и поддержку большинства соплеменников. Парни с такими именами, как Дустум, Хан, Наджибулла, Нурзай, были по сути настоящими сухопутными пиратами.
Я накинул рубашку, сунул пистолет в поясную кобуру и попросил Рекса привести полевого командира во внутренний двор, где я буду его ждать.
Афганец прошел через центральные ворота в пыльный дворик в сопровождении двух тяжеловооруженных телохранителей, которые самоуверенно следовали за ним позади на расстоянии пары шагов. Охранник справа немедленно остановил меня. Его веки были покрыты черным веществом, напоминавшим уголь, а на неестественно сжатых губах блестела какая-то розовая липкая субстанция.
Решив вероятно, что его первоначальная цель встречи со мной теперь под угрозой, полевой командир что-то резко сказал телохранителю, который развернулся и выбежал со двора, топая ногами с таким видом, который можно было описать только как афганскую версию женского гнева.
Закутанный в бордовый халат, с черной как смоль бородой, спускавшейся от скул к груди, и ростом более шести футов (без тюрбана), афганец представлял собой внушительную фигуру. Судя по глубине морщин, прорезавших его бородатое лицо, ему было лет пятьдесят-шестьдесят. Нахмуренные брови и безумные глаза придавали ему вид человека, который с боем пробился на вершину горы и теперь все свое время тратил на то, чтобы защитить свой насест.
Поздоровавшись с ним на пушту и пожав ему руку, я позволил ему начать разговор. Он начал медленно шуршать баритоном, но через несколько секунд довел себя до исступления, и начал брызгать слюной. Он объяснил мне (через переводчика), что накануне вечером его двоюродный брат — водитель грузовика — был убит, его тело с простреленным животом было брошено в кровавой куче на обочине дороги всего в нескольких милях от нашего расположения.
— Пожалуйста, примите соболезнования от меня и моих людей, — ответил я. — Чем мы можем помочь?
С видом человека, который вот-вот попросит об очень большом одолжении, он ответил:
— Я хотел спросить, не могли бы вы воспользоваться вашим компьютером, чтобы выяснить, кто убил моего кузена.
Я был озадачен, поэтому сделал паузу и изобразил нерешительность, чтобы выиграть время. При этом случайно бросил взгляд через левое плечо афганца в сторону входа в нашу жилую зону. Рядом с дверью, открытой для доступа свежего воздуха, и работавшими генераторами, были установлены наши портативные компьютеры, хорошо видимые с того места, где мы стояли во дворе. Во время своих предыдущих визитов в наше убежище афганец, вероятно, заметил мистическое свечение компьютеров, исходящее из затемненного интерьера, и это, должно быть, показалось этому пограничному афганскому жителю, который почти наверняка не имел ранее никаких контактов с технологическим внешним миром, магией космической эры. Я положил руку ему на плечо и искренне ответил:
— Я посмотрю, но мне для этого понадобится несколько часов.