Миссия на Маврикий

Стивен было решил, что Мак-Адам, должно быть, просто шарлатан, пробавляющийся своим искусством, человек, чьи сокровенные желания крупными буквами написаны на его физиономии. Но мнение Стивена о Мак-Адаме изменилось по мере разговора о взаимодействии разума и тела, об интересных случаях, встречавшихся каждому из них: ложные беременности, необъяснимые выздоровления, их опыт судовых врачей, сложные взаимозависмости между состоянием стула и духа, доказанная эффективность плацебо. Мало-помалу они молчаливо признали друг друга равными, и высокомерный, поучающий тон Мак-Адама сменился более вежливым. Он рассказал Стивену о своих пациентах на борту «Оттера» – судя по всему, большинство членов экипажа судна были в той или иной степени ненормальны. Один из случаев Мак-Адам принялся описывать подробно: замечательная цепочка еле заметных симптомов, но тут внезапно Головнин рухнул на пол, сжимая в руке орхидеи. Рухнув, он лежал без движения, все в той же позе сидящего человека. Упал он при этом на бок, оставив, таким образом, эксперимент без определенного результата. Услышав грохот падения, хозяин таверны вышел за дверь и свистнул. Два огромных матроса вошли, и бормоча: «Ну, Василий Михайлович, ну же, пойдемте», – выволокли своего командира в темноту.

– Слава Богу, он не повредил мои цветы, – заметил Стивен, разглаживая их лепестки, – они остались как были, практически нетронуты. Несомненно, вы заметили интересный спиральный изгиб завязи, такой характерный для всей этой группы. Но, возможно, ваша епархия вообще не распространяется на ботанику?

– Не распространяется. Хотя спиральные завязи лучше чем никакие... То же относится и к яйцам... Извините, это я шучу. Нет, достойным объектом изучения для человека может быть только человек! И я могу сказать, доктор Мэтьюрин, что ваш живой интерес к половым органам овощей кажется мне...

Что именно казалось Мак-Адаму осталось невыясненным, так как его в этот момент и он достиг своего предела: он поднялся, его глаза закрылись и он прямо, как столб, повалился на руки Стивену – лицом вперед, как Стивен успел заметить.

Хозяин приволок одну из тачек, валявшихся у него под крыльцом, и с помощью негра Стивен повез Мак-Адама к пирсу, мимо нескольких счастливых компаний, наслаждавшихся увольнительной на берег. Каждую партию Стивен окликал в поисках кого-нибудь с «Оттера», но никто не желал, видимо, покинуть укрывающую их темноту и поступиться заслуженным отдыхом на берегу. Так что в ответ неслись лишь издевательские ответы: «„Оттер” направляется к Рио-Гранде», «„Оттер” ушел в Нор», «„Оттер” разобрали на дрова в прошлую среду», до тех пор, пока им не встретилась группа с «Нереиды». Знакомый голос воскликнул: «Да это же доктор!» – и перед Стивеном материализовался Бонден, бывший рулевой Джека Обри.

– Бонден, сэр. Помните меня?

– Конечно помню, Бонден, – воскликнул Стивен, пожимая ему руку. – И очень рад видеть тебя снова! Как ты?

– Да вроде живой, благодарю, сэр. Надеюсь, и вы в добром здравии? Ну, можешь уматывать, черненький, – обратился он к негру, – я займусь этой тачкой.

– Вопрос в том, Бонден, – заметил Стивен, вознаграждая негра двумя стайверами и пенни, – как мне изыскать способ доставить этот мой груз на его корабль? Это если вообще предположить, что этот корабль сейчас здесь, что неочевидно. Он врач с «Оттера», Бонден, очень ученый человек, хотя довольно оригинальный. В данный момент он прикидывается мертвецки пьяным.

– «Оттер», сэр? Он вошел в гавань с приливом, еще и десяти минут не прошло. Не беспокойтесь, сейчас кликну нашего лодочника и доставлю его в лучшем виде.

Бонден заторопился в темноту и через короткое время у пирса появился ялик с «Нереиды», в который тело и было незамедлительно уложено. Несмотря на темноту, Стивен обратил внимание, что Бонден двигается с трудом, и эта скованность в движениях стала еще заметнее, когда он греб через бухту к стоящему в отдалении шлюпу.

– Что-то ты двигаешься с трудом, Баррет Бонден, – заметил Стивен. – Если бы передо мной был другой человек, я бы предположил, что его недавно жестоко высекли, но это явно не твой случай. Надеюсь, это не ранение и не ревматизм?

Бонден засмеялся, однако совсем невесело, и ответил:

– Четыре дюжины горячих на шкафуте, сэр, и еще две – на удачу. Медь у замка орудия номер семь была недостаточно ярко надраена.

– Я поражен, Бонден, просто поражен, – произнес Стивен, и это действительно было так. Никогда на его памяти Бондена не секли, и даже на судах, практикующих порку пятьдесят плетей было жестоким наказанием за серьезную провинность.

– И огорчен. Давай-ка подойдем к «Боадицее», и я дам тебе мазь.

– Сердечно благодарю, сэр, но сейчас уже все в порядке. Я был у вас на борту нынче днем, но не за мазью. Вы найдете письмо, которое мы написали, у себя в каюте.

– Что все это значит, расскажи.

– Ну, сэр, – начал Бонден, оставляя весла, но в это время они уже подошли к левому борту «Оттера», и в ответ на оклик Бонден крикнул:

– Ваш доктор явился, бросьте конец.