Миссия невыполнима

«Ну, здравствуй, коли уж, пришел в мои хоромы и без спросу!»

Фу, как-то сильно уж банально – все «здравствуй» да «пришел». Общественности нужно дать мотив, начало, эпилог, завязку, эндшпиль, точнее я хотел сказать «пролог», чтоб всякий мог, открыв творенье, узреть и насладиться стилем – высоким, чудным от рожденья, что в дар дарован был.

Наверное, есть смысл еще подумать и, например, начать ну как-нибудь бодрей. Вот так:

«Эй, слуги, сонные тетери! Все ко мне! Бегом! Упасть-отжаться, а потом доставить мне под ясны очи то чучело, что в сени к нам пришло!»

Совсем, совсем абсурд. Совсем не признак мастерства, мужланство, стиль убогого писаки. Такие вирши слышал я не раз, особенно «упасть-отжаться», когда служил фельдегерем уланского полка при ставке – так что, не пойдет.

Быть может, лучше будет вот такое:

«В сенях стоит мужик с тремя телегами овса, что в дар принес – так, может быть, есть смысл впустить его и разобраться, что за птица – на кукушку не похож!»

Здесь нужен переход, который обеспечит связью мужика и разговор с хозяином, к которому мужик пришел с овсом.

Пожалуй, переход не должен быть громоздким – будет славно покороче. Вот, например:

«Впускают мужика» и плюс начало: «Стук в дверь, явление героя».

«Беги скорей, боярин хочет знать, что прибыл гость снаружи».

«К вам гость – в сенях с овсом, тремя телегами, что в сени своим ходом было сунулись, да в дверь не влезли. Поменьше нужно им смотреть, как люди входят, потому что ведь они не люди, а куча дров с колесами, и только!»

Словом, будет так.

Поэму назову «Аркадия».

Стук в дверь, явление героя.

Впускают мужика – саженью плечи, кулаки с кувшин.

Внизу в сенях – слуга в кафтане с барского плеча (за храбрость на рабочем месте) степенно занимает площадь.

Слуга безмолвствует, лишь искоса глядит на новое в техническом прогрессе – телеги на ходу без лошади с мотором на бензине.

Ему – то бишь слуге – глаголят без эмоций, дескать: «Давай, метнулся мухой, и хозяину скажи, что прибыл на постой мужчина видный». А можно и вот так:

«Беги скорей, боярин хочет знать, что прибыл гость снаружи».

Слуга наверх в покой боярина несется, и только пятки звуки отбивают в мраморной тиши.

«К вам гость – в сенях с овсом, тремя телегами, что в сени своим ходом было сунулись, да в дверь не влезли. Поменьше нужно им смотреть, как люди входят, потому что ведь они не люди, а куча дров с колесами, и только!»

Боярин морщит лоб, ресницы хмурятся, ехидный взгляд сурово смотрит вдаль. Все выдает в нем думу – с таким-то лбом сам бог велел развесить мысли и помозговать о новом, что ворвалось внезапно в его жизнь.

«Престранный гость! Мне нужно осторожней с ним быть, но все же – кто такой он?» «Слуга, давай зови скорей! Да передай, что пусть телеги на бензиновом моторе в сенях оставит, пусть себе пасутся смирно!»

Гость поднимается и предстает пред ясны очи боярина степенного со взором, что твой кистень разбойного народца.