— Да-а… — грустно протянул Энано. — Пардон… — Он заплакал. Витус не припоминал, чтобы когда-нибудь видел малыша в таком горе. — Извини, что я раскис, не могу ничего делать, только молиться… Извини…
— Ну-ну, что ты… — У Витуса и у самого было тяжело на душе, впору тоже расплакаться. — Оставайся с ней. Положи ей на руку ребенка и охлаждай лоб.
Он взял себя в руки и отправился в мужскую палатку за небольшим клочком бумаги. Затем пошел к костру, где Фабио как раз закончил послание Миабелле и детям. Однако радости от сознания выполненного дела торговец не испытал. Вместо этого настроение его опять резко ухудшилось, и на глаза навернулись слезы печали.
«Что же это такое, — подумал Витус, — так все и будут хныкать?» Он подавил проклятье, готовое сорваться с языка, обращенное, правда, не столько к товарищам, сколько к собственному бессилию.
— Фабио, могу я снова использовать Буссолу в качестве гонца?
Торговец вытер глаза тыльной стороной ладони.
—
— Понимаю. Но все же я напишу прямо сейчас. Кто знает, дойдут ли у меня потом руки. — Витус подсел к костру и сочинил коротенькое письмецо, в котором сначала поблагодарил профессора за его ответ, а потом снова вернулся к своим чумным теориям. Он прикинул, стоит ли ему писать профессору о трагической болезни в лагере, но не стал этого делать, не в последнюю очередь оттого, что, как врач, испытывал некоторое раскаяние от своего провала. Поэтому лишь написал, что сам он, Магистр и Энано хорошо себя чувствуют. И что профессору не надо о них беспокоиться.
СКРИПИЧНЫЙ МАСТЕР ГВИДО
Ах ты скотина! Ты за это поплатишься, скотина, со своим поганым голубем, этой воздушной крысой!
И снова Витус сидел у костра и писал. Время было дневное, но молодому человеку понадобился светильник, чтобы было светлее. Над его головой был натянут тент, защищавший огонь и лампу от моросившего уже не первый час дождичка.
Все было промозглым в этот день.
Поблизости от их стоянки опять рыскал сомнительный сброд, в основном ворье и мародеры, все имущество которых было явно украдено у погибших от чумы, поэтому и днем и ночью нельзя было обойтись без дозорных. Сейчас свои круги отмеряли Фабио и Гвидо, то и дело ворчавшие, потому что им пришлось замещать Коротышку. Они ходили бок о бок и являли собой странную пару: у одного, дородного и пышущего здоровьем, за спиной висел мушкет, у другого, изящно сложенного, — футляр со скрипкой.
Витус отложил перо и растер замерзшие руки. Потом захлопнул книгу с записями. Последняя гласила: