Миссия пилигрима

… И скажи женщинам верующим: пусть они потупляют свои взоры, и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно на них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве только своим мужьям, или своим отцам, или отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или сыновьям своих сестер, или своим женщинам, или тем, чем овладели их десницы, или слугам из мужчин, которые не обладают желанием…

Именно так ведь и сказано: или слугам из мужчин, которые не обладают желанием… Разве Магистр не подчеркивал много раз, что он ее слуга? Подчеркивал. А раз так, он имел право видеть ее лицо. Но что, если сейчас придет хабир? Вряд ли она сможет объяснить ему причины, побудившие ее оставить свое лицо неприкрытым. И если уж быть честной, этот невысокий мужчина, исполненный достоинств, вовсе не ее слуга. Слово «слуга» в его устах не более чем любезность, к сожалению…

Рабия набросила на лицо покрывало и снова произнесла:

— Шах!

— Я слышал. — Магистр прикрыл своего короля, и они продолжили игру.

Борьба была бескомпромиссной, и в конце концов Рабия проиграла. Она начала заново расставлять фигуры, но он отмахнулся:

— Не надо, Рабия. Лучше я пойду к своим друзьям-невольникам. Не хотел бы я снова встретиться у твоего шатра с предводителем каравана. Вчера вечером он чуть не пронзил меня взглядом. Приятных тебе сновидений.

Рабия долго смотрела ему вслед. У нее было ощущение, что он оставил за собой пустоту, исчезнувшую лишь с появлением хабира, вскоре тоже заглянувшего к ней на огонек.

Он принес с собой две медные чашечки.

— А ты не задумывался, что твои ночные экскурсии могут губительно сказаться на нашей участи? — Витус взглянул на Магистра.

— Задумывался, задумывался. — Маленький шахматист завернулся еще в одну накидку и тесно прижался к другу. — Давай сделаем, как верблюды, а, сорняк? Согреем друг друга и выставим задницы на ветер.

— Не уходи от ответа. Я видел, как хабир все это время не сводил глаз с шатра служанки и отправился туда лишь тогда, когда ты ушел.

— Парень ревнует, — фыркнул Магистр. — А если серьезно, Витус, Рабия на самом деле удивительно хороша собой. Красива, как… — он поискал нужное сравнение, — как богиня, только что сошедшая с фриза Парфенона. Не будь я вдвое старше ее, я бы попытал счастье.

— Совсем с ума сошел! — Витус возмущенно вскочил. — Твои визиты к ней могут стоить всем нам головы!

Магистр вновь уложил друга на землю:

— Наоборот, я пытаюсь нас спасти. Позавчера я случайно услышал обрывок из разговора погонщиков. Речь шла о том, что с нами собираются сделать в Фесе. Я не все разобрал, поскольку парни говорили на ужасном жаргоне, но, насколько я понял, нас хотят засунуть в глубокие пещеры под пустыней, в своего рода шахту, где мы должны будем рыть землю в поисках воды или что-то в этом роде.

— Что-о?! Почему же ты мне сразу об этом не сказал?

— Потому что поначалу у меня еще не было твердой уверенности. А сегодня я снова ухватил пару фраз из разговора и теперь уже точно знаю, что нас ждет нечто кошмарное.

— И как все это связано с юной служанкой?

Магистр прищурился:

— Очень просто. Я пытаюсь перетянуть Рабию на нашу сторону. Она добрая девочка. Чем большей симпатией она проникнется к нам…

— Ты хочешь сказать, к тебе…

— Ну хорошо, чем больше она будет мне симпатизировать, тем труднее ей будет ввергнуть меня и моих друзей в этот ад кромешный.

— Черт побери, да ты просто продувная бестия!

— Цель оправдывает средства. Cum finis est licitus, etiam media sunt licita. Спи, сорняк!

Ветер, вырывавшийся из глубин Сахары, усилился. Он дул прямо с юга и превращал каждый шаг в страдание. Около полудня хабир поднял свою палку и приказал сделать остановку.

— Ветер еще не решился, — сказал он Рабии, присевшей под защитой своего верблюда. — Он еще колеблется, перерасти ли ему в самум или успокоиться. Когда тени станут длиннее, мы узнаем, чего нам ждать.

— Я бы с удовольствием предложила тебе горячей мяты, — улыбнулась Рабия, — чтобы мы могли обновить чудесные чашечки, но, боюсь, в такую погоду будет трудно развести огонь.

— Ты права. — Хабир сел на землю, поправляя сетку, которая защищала его лицо от порывов ветра с песком и делала хаджи похожим на туарега. Его люди, снимавшие груз с верблюдов, были защищены таким же образом.