Миссия пролетариата

Возвращение к реальности вновь восстанавливает систему органов двойного назначения и лишает тело als ob безусловной монополии. Но ущемленность психического носителя компенсируется самозабвенным пребыванием в cogito, этот более высокий режим предполагает не только разграничение автономий базирующихся в теле носителей, но и выход в зону нулевого самочувствия. На лоскутном одеяле проступают швы, а затем ткань разрывается на куски. Следовательно, повышение уровня присутствия вплоть до состояния реальности обеспечивается, в том числе, самопожертвованием психического носителя. В акте такого самопожертвования вместо разума можно обрести и безумие, тут многое зависит от сохранности контактного проживания. Неотъемлемые права тела als ob важнее неотъемлемых прав личности.

Отлученность психического носителя от собственного тела, возможность всякий раз четко отличать боли в области сердца от сердечных мук, представляет собой частный случай всеобщей несвоевременности и неуместности того начала, которое знаменует подлинное во мне. Это и есть носитель психики, субъект, располагающий внутренним миром и внутренним опытом.

Датчики внутреннего мира совмещены с внутренними органами, с органикой, поэтому для самоопределения субъекта так важен опыт тела, хотя и тела als ob. Прежде хранение эталонов подлинности осуществлялось во внешнем, отчужденном теле, строго говоря, в коллективном чувствилище социума, куда модусы аффектов были вставлены как патроны в обойму; активируемую телесность можно было зарядить любыми патронами трансперсонального опыта, получив на выходе «шамана», «охотника», «старейшину», «воина», поэтому пожизненная органическая телесность не играла той роли, которую она играет в европейской цивилизации, где как раз и оформился внутренний опыт, активно использующий психосоматику для удостоверивания «я»-присутствия. Этот опыт уже не изымаем коллективным телом, а обойма пуста, поэтому объявление себя Наполеоном проходит по ведомству психиатрии. Хранимые имена выдающихся личностей суть пустые капсулы в этом смысле, их нельзя вновь запустить в проживание, зарядить в аморфные органические заготовки, как это постоянно делалось в архаике, где всегда поддерживается ситуация полной готовности к возможному метемпсихозу.

После приватизации тайн и других возможных процедур персонализации вызывает сомнение не только «перепроживание» персонально помеченных капсул, но и принадлежность некоего переживания сокрытому психическому носителю. Уже упоминалась снижающая отсылка к соматике «Это вы [просто] съели что-нибудь», так сказать, физиологический материализм. Еще более распространен подобный материализм в отношении к социальному телу, здесь переадресовка духовных устремлений к материальным процессам метаболизма (например, производства и обмена вещей) происходит сплошь и рядом. «Это вы просто съели что-нибудь» – так объясняет марксизм грезы социального тела и в первую очередь идеологию. Трудности метаболизма (например, конфликты производительных сил и производственных отношений) ответственны за коллективные галлюцинации. Можно взять и другой участок метаболизма («социосоматики»), например экономию либидо, и вывести из него производство культуры.

Но почему бы не предположить и в социальном теле наличие органов двойного назначения, например символическое, записанное поверх материального, но на той же территории?

Мы вправе по аналогии с психическими носителями выделить некое духовное и чувственное единство государственности, обитающее в теле социума подобно тому, как внутренний опыт субъекта возникает в теле индивида. Очевидно, что возникновение особого, дистанцированного от материального метаболизма единства государственности не дано само собой и уж тем более не предзадано, оно возможно в случае особого, органического тела государственности, которое опирается на ту же материальную инфраструктуру и все же формирует внутри и поверх нее внутренний опыт – чувственную достоверность сверхчувственного начала.