Миссия пролетариата

Можно выделить два таких социальных образования – полис и империю, их отличие от служебных государств самого разного типа состоит именно в актуализации полисного или соответственно имперского самочувствия. Служебному государству не дано обрести чувственного измерения, и уж тем более не дано сгруппироваться в единстве воли, оно принципиально механистично, так что сравнение Марксом такого государства с машиной абсолютно оправданно. Эмбриология империи начинается с тела коммуны. Коммуна – это эмбрион, обладающий уже внутренним опытом за счет одухотворения как метаболизма, так и органов-агрегатов. Прежде всего коммуна отменяет гиперспециализацию, а заодно и приватизацию государства, его растащенность по частям. Эмбрион коммуны восстанавливает центральную чувствительность, принцип «Жить, под собою не чуя страны» перестает быть общим правилом. Чувство страны принципиально незнакомо служебному государству, оно подменяется профессиональным соответствием той или иной частичной приватизированной функции. Дипломы и прочие лицензии означают право на откуп своей доли. Настоящая революция прежде всего стирает необратимую профессиональную разметку и отменяет действие большинства лицензий, кстати, полис тоже постоянно заботился о ротации граждан, чтобы избежать прогрессирующей анестезии к целому, утраты центральной чувствительности.

Из эмбриона коммуны (если его не успеют задушить в зародыше) формируется тело империи, обладающее более совершенной дифференцированной чувственностью – и именно таков естественный путь социального метаморфоза. Между греческим полисом и империей Филиппа и Александра существует прямая преемственность, так же как между Советской республикой-коммуной и сталинской империей. В империи непременно сохраняется ротация элит, а в ее внутреннем опыте возникают фантазмы, не детерминированные прямым метаболизмом, так же как сердечные муки не детерминированы стенокардией, «болью в области сердца». Осуществление этих фантазмов, трансцендентных устремлений, задает достоверность единства деятеля, принципиально дистанцированного от «материального производства» и прочих процессов, относящихся исключительно к поддержанию социального гомеостаза.

Идея органов двойного назначения является важнейшей и для Делеза. Делез не эксплицирует решающий момент объяснения, в соответствии с которым внутренний опыт «не-тела» представлен как нечто, фактически отвоеванное у примитивного чувствилища. Тем не менее двойное, а то и тройное использование физиологического контура лежит в основе объяснительных стратегий для Делеза: «Внешне объект может быть тем же самым – грудь, например. Он также может казаться одним и тем же для различных зон, например в случае пальца. В любом случае грудь как внутренний частичный объект (всасывание) нельзя смешивать с грудью как поверхностным образом (всасывание), нельзя также смешивать пальцы как образы, проецируемые на оральную зону или анальную зону и т. д.»[139].

То есть, когда психоаналитик заводит речь о пальце и уж тем более о фаллосе, он вовсе не имеет в виду банальный палец, который может нарывать или плохо сгибаться. Да и фаллос – это не просто «мужской половой член», это еще и его многократно проецированное представительство. Делез щедро пользуется психоаналитическим жаргоном: «Дело в том, что в своей эволюции и на линии, которую он прочерчивает, фаллос всегда намечает излишек и недостаток, качаясь от одного к другому и даже являясь обоими сразу. Он является существенно излишним, проецируясь на генитальную зону ребенка, дублируя его пенис и вдохновляя его эдипово предприятие. Но он выступает существенно как недостаток и изъян, когда обозначает в контексте эдиповых дел отсутствие пениса у матери»[140].

То есть пенис напрягается и раскачивается не только при введении во влагалище, он еще и помечает излишек и недостаток, качаясь от одного к другому. А заодно и «вдохновляет на эдипово предприятие». Дело тут в особого рода навязчивости заимствованного перечня для выражения внутреннего опыта. Иные психоаналитики, те же Понталис и Лапланш, настолько привыкли рассматривать фаллос в качестве, например, семантического дифференциала, что даже и не вспоминают, что этот фаллос есть еще некоторым образом и инструмент для продолжения рода. Гегель об этом не забывал, специально отмечая в «Феноменологии духа» «непостижимую экономию природы», избравшей один и тот же орган (и отверстие) и для мочеиспускания, и для воспроизводства себя в потомстве. Продолжение экономности все равно будет подражательно к непостижимости природы, то есть после этого можно использовать фаллос и как «семантический дифференциал». Но великий смысл органики двойного назначения, конечно, не сводится к принципу экономии.