Миссия России. Первая мировая война

На следующий день утром Кирилл по настоянию Алексея принял рюмку водки, попил кофе, и они слегка подшофе отправились на Фонтанку по настоянию подпоручика. Еще чистый, сытый, холеный, вольный, разнузданный, распущенный, но тревожный Петроград впустил молодых офицеров-фронтовиков в свое лоно. В сеть своих улиц, одетых нерусской красотой зданий, перспективой прямых, как натянутые струны гитары, проспектов, мостов и каналов. Выдалось солнечное утро. Поддувал и приятно освежал лица легкий восточный ветерок, плутавший среди верхних этажей домов и над водной рябью каналов. С выходом на давно не метенную дворниками мостовую, усыпанную обрывками газет и другим мусором, в душах подвыпивших молодых людей стало светло и легко. Им показалось, что они навсегда оставили в прошлом тяжелую солдатскую жизнь возле костров, на биваках, в окопах. Не будет больше течь за ворот шинели сквозь худые соломенные крыши крестьянских сараев, отведенных для постоя. Не будет дымных хат и застолий за крестьянскими скоблеными столами, чая, сваренного в котле и налитого по немытым, прокопченным железным кружкам, не будет сала, небрежно и наскоро нарезанного толстыми ломтями на деревянной доске, черствого хлеба, сухарей, картошки, сваренной в мундирах. Не будет больше несвежего нижнего белья и портянок с тяжелым запахом пота и мочи, грязи, постоянно липнущей к гимнастерке или шинели, вшей, да и всего прочего, что сопровождает нехитрый солдатский быт.

Добравшись до Фонтанки, молодые люди стали разглядывать модно и не вполне модно одетых, но привлекательных дам. Алексей явно торопился завести знакомство. Однако к женщинам легкого поведения, быстро идущим на сближение, Кирилл относился настороженно. Пазухин, заметив кажущуюся неловкость друга с представительницами самой древней женской профессии, сначала недоумевал, а потом, сетуя на Космина, перестал сам заводить знакомства. Между тем молодые офицеры уже немало погуляли по Фонтанке. Они заметили, что женщины и сестры милосердия смотрят на них с интересом, люди среднего класса, чиновники, учителя, священники поглядывают почтительно и с уважением. Простонародье и рядовые солдаты с красными бантами на лацканах карманов гимнастерок глядели на молодых офицеров вызывающе, враждебно, громко выражались матерно. Вообще, вооруженные офицеры с погонами на плечах встречались нечасто, да и то в центре города. На улицах полно было солдат с красными бантами и винтовками, которые шлялись просто так, но спроси любого, ради чего они шляются, ответ был одинаков:

— Охраняем революцию от темных сил!

Возле какого-то памятника бурлил очередной митинг, и какой-то оратор в круглых очках и с бородкой старательно вбивал в головы толпы политические лозунги:

— Мы за самое скорое окончание войны и заключение мира на любых условиях! Нам не нужны Босфор, Дарданеллы и прочие колонии. Это непременное наше условие на время текущего момента истории!..

Все дружно аплодировали. Космин остановился и, изобразив неподдельный интерес на лице, спросил у одного молодого, по виду рабочего парня с плоским рябым лицом:

— Подскажи, любезный, что есть Босфор и Дарданеллы?

— Эх, ты… темнота! А ешо — ахвицер… Не знашь, что эфто две горы в Арапской стране. В одной роют золото, во второй сребро. Мировой капитал из-за их-то и грызется. А мы за Босфор и Дарданеллы мешками кровя проливаем, — с долей злобы и упрека отвечал парень, словно сам недавно оставил окопы фронта. Только красные банты на мундирах офицеров, на которые тот поглядывал с долей недоверия и сомнения, верно, сдержали его от более ярких эмоций и выражений.

— Слушай, Кирилл, пойдем отсюда, — негромко молвил Алексей и, взяв Космина за рукав, повел его в сторону.

Постукивая по мостовой коваными каблуками и шпорами высоких, вычищенных до блеска офицерских сапог, придерживая темляки сабель, поскрипывая ремнями амуниции, Космин и Пазухин вели неторопливый разговор.

— Такое впечатление, что ты словно боишься женщин, Кирилл? Даже и предположить не мог, что увижу тебя таким в столице, — произнес с некоторым удивлением Алексей.

— Пожалуй, это не так, как кажется со стороны, — заметил в ответ Кирилл.

— Космин, вы — человек не робкого десятка, хороший боевой офицер. Что удерживает вас от веселых и приятных знакомств?

— Знаете, подпоручик, любая, хоть немного симпатичная женщина вызывает во мне чувство трепета и преклонения. Однако при мысли о том, что она может оказаться проституткой, что дарит свои ласки и тело за деньги всем, кто ее пожелает и может заплатить, меня воротит. Знаю, что сам могу и стремлюсь овладеть женщиной полностью — всем ее телом, всей душой. А ведь естество женщины прекрасно, от пальчиков ног до волос на голове. В нем для меня нет ничего, что не приносило бы удовольствия от прикосновений, ничего из того, чего бы нельзя было целовать и лобзать… — с чувством неразделенной тоски вдруг проговорил Космин.

— Да ты и впрямь поэт, Кирилл, — промолвил ошарашенный Алексей, покачивая головой.