— Надеюсь, господа офицеры, вы догадываетесь или знаете, за какие столы садитесь? — спрашивает председатель стола, глаза его играют, а по лицу пробегает легкая усмешка. — Уверяю вас, господин прапорщик, мы совершенно однозначно направлялись именно сюда, — отвечает Кирилл. Тот, склонив голову, изрекает — Как видите, у нас тут есть еще два места. Я поджидаю своего фронтового друга. — Осмелюсь узнать, прапорщик, в каком полку служить изволите и на каком фронте получили столь завидные награды? — с налетом высокомерия задает вопрос Пазухин, указывая взглядом на два солдатских георгиевских креста и намекая на то, что он выше по званию.
Очарование сменяется реальностью…
— Как видите, подпоручик, мы — коллеги по роду войск, — махнув перстами правой руки, небрежно указал отвечавший на синие просветы своих погон.
— Да, да и все же…
— Весь последний год и даже более — прапорщик 4-го эскадрона 5-го гусарского Александрийского полка. До последнего времени расквартированного на Западном фронте в районе реки Двины.
— Ба, да ведь это «черные гусары»! Прославленный полк! — восклицает Пазухин.
— Не спорю, подпоручик. Но службу я начал 24 августа 1914 года в Лейб-гвардии Уланском Ея Величества полку вольноопределяющимся маршевого эскадрона. Это было в Восточной Пруссии. Наш полк тогда входил в состав 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, — слегка пришепетывая, отметил председатель.
— Могу представить, господин прапорщик, что вам пришлось пережить, если вы приняли участие в сражениях за Восточную Пруссию, — с уважением вымолвил Алексей, полностью утративший налет высокомерия.
— Всякое бывало, господин поручик, но, думаю, штабные стратегические расчеты, просчеты и отчеты тех дней совсем не соответствовали тактическим, полевым, повседневным реалиям. Наш полк вместе со всей дивизией входил тогда в конный корпус хана Нахичеванского, и мы постоянно наступали, отступали, маневрировали… так что общее поражение 2-й русской армии в Восточной Пруссии было нами не очень замечено. Ну а осенью нашу 2-ю кавдивизию передали в состав гвардейского конного корпуса генерала фон Гилленшмидта юго-западнее Варшавы. Там было еще веселее. Гм-гм. А вы, подпоручик, с какого года на фронте? — спросил обладатель двух георгиевских крестов.
— Осенью 1915 после окончания училища корнетом направлен в Галицию на Юго-Западный фронт. И мне повезло — имел честь быть определенным в 7-й гусарский Белорусский 7-й кавалерийской дивизии.
— Что ж, тоже известный полк. И конечно, ваша часть была в весеннее-летнем австрийском прорыве прошлого года? Помнится, тогда командовал генерал Брусилов?
— Точно так-с! Наш 7-й гусарский два раза взламывал австрийскую линию фронта. Первый раз — в начале июня под Тарнополем. Второй — в июле под Бродами. Этот город вообще брали мы при поддержке 7-го уланского полка и 1-й артбатареи. Кстати, господин прапорщик, рекомендую — мой друг и сослуживец из упомянутой батареи Космин Кирилл Леонидович. Благодаря ему мы здесь — в вашей компании.
Кирилл молча поклонился.
— Я уже успел заметить ваши артиллерийские нашивки, господин Космин. Что ж рад видеть настоящих фронтовиков за нашим столом. Имею честь представиться: прапорщик Гумилев Николай Степанович.
— Как, вы и есть известный поэт Николай Гумилев!? — воскликнул Кирилл.
— Ну, насколь известный, жизнь еще покажет. Но поэт Гумилев — это я, без сомнения.
— Алексей, нам явно повезло, — шепчет Космин Пазухину.
— Разрешите представиться и мне: подпоручик 7-го гусарского Белорусского Пазухин 2-й Алексей Петров.
Гумилев и Пазухин раскланялись.
— Рекомендую вам, господа, своего друга и собрата по перу: Иванов Георгий Владимирович, — Гумилев указал на своего молчаливого соседа — худощавого молодого человека с бабочкой.
— Рад познакомиться. Весьма польщен вашим вниманием, господа. С удивлением, с почтением слушал вас, — сказал молодой человек, склоняя голову с ровным пробором русых волос.
— А вот, господа, и еще один представитель нашего доблестного доселе воинского братства. Рекомендую: штаб-ротмистр Карамзин Василий Анатольевич.
Произнеся эти слова, Гумилев встал, протягивая руку подошедшему офицеру, державшемуся с достоинством, но не высокомерно. Это был высокий, стройный человек средних лет с правильными чертами лица и серыми глазами. Космин и Пазухин встали, приветствуя таким образом старшего по званию. Штаб-ротмистр склонил голову и поздоровался со всеми сразу, но никому не подал руки, кроме Гумилева. Не успели все занять свои места за столом, как почти бесшумно приплыл прилизанный официант, неся на серебристом подносе четыре холодных пива в запотевших кружках.
— Прошу прощенья, господа, за нашим знакомством и разговором мы с другом не успели сделать свой заказ, — извинялся Пазухин.
— Оставьте, подпоручик… пива хватит на всех. Я угощаю сегодня!
— Нет, нет! Николай Степанович! Я тоже хочу угостить столь славную компанию, — заторопился Пазухин.
— Человек! — громко позвал Кирилл, а про себя подумал: «Ну, началось!.. Опять напьюсь сегодня».