Миссия России. Первая мировая война

«Что ж это такое? — в ужасе растерянно повторял он не раз. — Как зайцев вылавливают нас, офицеров, и расстреливают. Что же делать? Что же делать? Помогите, владыка, помогите!»

Жутко и невыразимо жалостно нам было смотреть на этого беззащитного высокого гвардейца — нашего друга… Но что мы могли сделать, когда и сами были под угрозой?!

«Что же мы можем? Как помочь тебе?»

«Ну, сделайте меня каким-нибудь, что ли, дьяконом… Дайте мне свидетельство, и, может быть, мне удастся выскочить из этой петли?! Хотя и в вагонах ловят нас, но все ж духовных еще не трогают… Помогите… Помогите…»

И он, бедный, метался, не садясь… Архиерей выдал ему какую-то бумагу, что он будто есть дьякон, расплакался, благословил и отпустил с Богом. Мите удалось с этим фальшивым документом прошмыгнуть контроль. И потом он уехал в Киевскую Духовную академию, где был до офицерства студентом, — рассказывал батюшка.

Подобных рассказов Космин наслушался уже вдоволь. Но и в очередной раз что-то сжалось внутри у него… Он осторожно ощупал револьвер, заткнутый за ремень на пояснице и укрытый тулупом.

— Как же вы, ваше высокопреподобие, отец Вениамин, революцию-то в Твери встретили. Чаю, там без грома все прошло — в провинции-то, — спрашивал у иерарха худой монашек с куцей, словно выщипанной, бороденкой.

— Да уж нет! Как пришло нам известие о событиях в столице, город точно вымер, или еще не началась дневная жизнь? Или же люди прятались от грозных событий? По земле вилась мелкая вьюга, неся сухой и злой снежок… Было пусто… — начал неторопливо свой рассказ владыка Вениамин. — В соборе городском, кажется, никого не было, кроме священника и рядового дьякона да сторожа. Звонко отдавались в высоком пятиглавом храме молитвы… Было жутко и тут… Отстояв службу, я решил пойти к своему духовнику, хорошему иеромонаху архиерейского дома. На всякий случай нужно исповедаться, думал я, мало ли что может случиться ныне и со мною?! Духовник принял меня ласково, после исповеди угощал чаем с вареньем. Мы озабоченно разговаривали о событиях дня.

А в эти часы вот что происходило в городе и за городом. Запасные войска, их было, как говорят, до 20 тысяч, пошли в город беспорядочной массой. К ним пристали рабочие с загородной фабрики «Морозовской мануфактуры». И эти тысячи направились, конечно, к центру власти — губернаторскому дому. А некоторые из солдат, заночевавшие в городе, успели уж учинить убийство… Один из них не отдал чести встретившемуся молодому офицеру. Тот сделал ему выговор… этого было довольно. Офицера оскорбили как-то еще. А он тоже не сдержался, и толпа хотела учинить над ним насилие. Он побежал, толпа за ним. Он спрятался на чердаке церковного дома. Но его там нашли и выбросили через слуховое окно с третьего этажа на землю. Очень дурное предзнаменование.

А губернатору полиция по телефону сообщила обо всем. Видя неизбежный конец, он захотел тоже исповедаться перед смертью, но было уже поздно. Его личный духовник, прекрасный старец протоиерей Лесоклинский не мог быть осведомлен, времени осталось мало. Тогда губернатор звонит викарному епископу Арсению и просит его исповедать по телефону… Это был, вероятно, единственный в истории случай такой исповеди и разрешения грехов… Епархиальный архиерей Серафим был тогда в Петрограде.

В это время толпа ворвалась уже в губернаторский двор. Учинила, конечно, разгром. Губернатора схватили, но не убили. По чьему-то совету, не знаю, повели его в тот самый «комитет», который уговаривал его уехать из города. Вот я, грешный, с духовником был свидетелем следующей картины. Я ее опишу подробней, ведь так начиналась «бескровная революция»… Сначала по улице шли мимо архиерейского дома еще редкие солдаты, рабочие и женщины. Потом толпа все «совещалась». Наконец, видим, идет губернатор в черной форменной шинели с красными отворотами и подкладкой. Высокий, плотный, прямой, уже с проседью в волосах и в небольшой бороде. Впереди него было еще свободное пространство, но сзади и с боков была многотысячная сплошная масса взбунтовавшегося народа. Он шел, точно жертва, не смотря ни на кого. А на него, как сейчас помню, заглядывали с боков солдаты и рабочие с недобрыми взорами. Один солдат нес в правой руке (а не на плече) винтовку и тоже враждебно смотрел на губернатора…