Миссия Шута

Лорел родилась не в Бакке – наши женщины отличаются невысоким ростом и темными волосами. Она не была блондинкой, как Кетриккен, но природа наградила ее такими же голубыми глазами, в каштановых волосах попадались светлые пряди, совсем белые на висках. Лицо и руки у нее сильно загорели. Тонкий прямой нос, властный рот и твердый подбородок говорили о сильном характере. Лорел, как и подобает егерю, надела костюм из кожи, а ее небольшой поджарый скакун принадлежал к замечательной породе, способной преодолевать любые препятствия и пробираться сквозь густые заросли, точно горностай. Симпатичный маленький мерин, в глазах которого светилась воля. Все вещи Лорел помещались в небольших седельных сумках. Когда мы приблизились, Малта подняла голову и нетерпеливо заржала, приветствуя хозяина. Моя вороная стояла, равнодушно опустив голову. Я почувствовал себя униженным.

– Главная охотница Лорел, я вижу, вы уже готовы, – поздоровался лорд Голден.

– Да, милорд. Жду вас.

И они посмотрели на меня. Я с некоторым опозданием вспомнил, что являюсь слугой, взял поводья Малты у Лорел и удерживал лошадь, когда лорд Голден легко вскочил в седло. Затем я пристроил седельные сумки на своей вороной, к чему она отнеслась без всякого энтузиазма. Когда я брал поводья, Лорел протянула мне руку:

– Лорел из семьи Доун, что живет поблизости от Коварной Отмели. Я – главная охотница ее величества.

– Том Баджерлок, слуга лорда Голдена, – ответил я, склоняясь над рукой.

Лорд Голден уже направил Малту вперед, не обращая внимания на церемонное знакомство слуг. Мы с Лорел быстро вскочили на наших лошадей и поехали за ним.

– А откуда твоя семья, Том? – спросила Лорел.

– Хм. Из Кузницы. На берегу Ежевичного ручья.

Так мы с Недом называли наш ручей. Если у него и было другое название, я его не знал. Однако моя импровизированная родословная устроила Лорел. Вороная грызла удила и норовила вырваться вперед. Очевидно, она не привыкла следовать за другой лошадью. К тому же ее шаг был длиннее, чем у Малты. Мне приходилось все время ее придерживать.

Лорел с сочувствием посмотрела на меня:

– Новая лошадь?

– Я получил ее только сегодня. Боюсь, дальняя дорога – не самый подходящий способ знакомства.

Лорел улыбнулась:

– Зато самый быстрый. К тому же у тебя нет выбора.

Мы выехали из замка через западные ворота. Во времена моей юности они оставались закрытыми, а ведущая к ним дорога была не шире звериной тропы. Теперь рядом с распахнутыми настежь воротами высилось караульное помещение. Мы, не останавливаясь, проехали мимо стражников на довольно широкую дорогу, поднимающуюся к холмам и лишь затем спускающуюся к берегу реки. Узкая тропа превратилась в достаточно удобный тракт. По следам я сделал вывод, что дорога пользуется популярностью. Вскоре мы уже спускались к реке, я разглядел далекие причалы и крыши складов. Еще больше меня удивили показавшиеся за кронами деревьев многочисленные домики.

– Раньше здесь никто не жил, – сказал я и тут же прикусил язык, чтобы не проболтаться о привычке принца Верити охотиться в горах.

Сомневаюсь, что здесь осталась дичь. Лес вырубили, на его месте появились сады. На лугах паслись пони и ослики.

Лорел удивленно посмотрела на меня и ответила:

– Значит, ты не бывал здесь после окончания войны красных кораблей. Все постройки возведены за последние десять лет. Когда начала расцветать торговля, многие захотели жить в Баккипе, неподалеку от Оленьего замка, – люди не верили, что налеты пиратов прекратились надолго.

Я не сумел придумать разумного ответа, к тому же новый район города продолжал меня удивлять. Когда мы приблизились к складам, я даже увидел таверну. Чаще всего нам навстречу попадались тележки, запряженные осликами. У причалов покачивались на волнах тупоносые лодки, матросы выгружали на берег товар из Фарроу и Тилта. Мы проехали мимо другой таверны и нескольких дешевых постоялых дворов, в которых любят останавливаться моряки. Дорога шла по берегу реки. Иногда тракт становился широким и песчаным; в некоторых местах через топкие участки были переброшены деревянные мостки.

Лошади моих спутников не обращали на дорогу внимания, но моя вороная всякий раз замедляла шаг и прядала ушами. Ей не нравилось, как стучат копыта по дереву. Я положил руку ей на холку и попытался войти в контакт и успокоить. Она повернула голову и посмотрела на меня, но дистанцию между нами сократить не пожелала. Если бы не две другие лошади, она бы, наверное, отказалась идти дальше. Моя вороная с гораздо большим интересом относилась к своим сородичам, чем ко мне.

Я с грустью покачал головой, сравнивая мою вороную и дружелюбных лошадей из конюшни Баррича, – возможно, его Дар делал их такими. Всякий раз, когда кобыла жеребилась, Баррич находился рядом, жеребенок запоминал прикосновение его руки одновременно с запахом матери. Раннее ли знакомство с людьми делало лошадей Баррича такими мирными, или его Дар, подавленный, но присутствующий, заставлял их так хорошо меня понимать?