Миссия Шута

Наконец мне удалось разыскать деревушку неподалеку от города Рыбное Место и дом, где родилась моя дочь. Теперь в нем жили другие люди, и я не увидел ничего, что напомнило бы мне о Барриче и Молли. Лишь Ночной Волк, с его острым чутьем, уловил их запах, но такой слабый, что мы сразу поняли: они ушли отсюда давно. Вот только куда? Я не решился расспрашивать о них в деревне, поскольку не хотел, чтобы при случае кто-нибудь передал им, что их кто-то искал. Мы провели в дороге несколько месяцев. И в каждой деревне, встречавшейся нам на пути, видели свежие могилы. Страшная болезнь расползлась по окрестным поселениям и унесла много жизней. Ни в одном из моих коротких видений мне не удалось разглядеть Неттл. Неужели и она стала добычей смерти?

После Рыбного Места я заходил во все придорожные постоялые дворы и таверны, изображал из себя одержимого пчеловода, который поставил перед собой цель – узнать все, что можно, о пчелах. Я часто вступал в споры, давая возможность другим меня поправить и рассказать о своих знакомых, занимающихся разведением пчел. Однако мои попытки не приносили успеха. Но вот однажды днем я шел по узкой дороге, которая поднималась к вершине холма, и неожиданно узнал дубовую рощу.

И тут я испугался. Я быстро сошел с дороги и начал пробираться через кустарник, росший на склоне. Волк не отставал, не задавая мне ни единого вопроса, он даже закрыл от меня свои мысли, чтобы я мог спокойно отыскать след своей прежней жизни. К вечеру мы взобрались на холм, с которого открывался вид на их дом – аккуратный, явно не бедный, во дворе копошатся куры, огород ухожен, на лужайке неподалеку – три крытых соломой улья. За домом я разглядел сарай, который пристроили недавно, и загон из обструганных досок. А еще до меня долетел запах лошадей. Я сидел в темноте и смотрел на единственное освещенное окно, за которым горела желтая свеча, но и она вскоре погасла. Той ночью волк охотился в одиночку, а я остался на своем посту. Я не мог к ним вернуться, но и не мог заставить себя уйти. Словно листок на краю обрыва, я замер, не в силах сдвинуться с места. Неожиданно я вспомнил легенды, рассказывающие о привидениях, которым суждено до конца веков оставаться в одном и том же месте. Куда бы я ни ушел, как бы далеко отсюда ни находился, часть меня всегда будет здесь, с теми, кого я люблю.

На рассвете из дома вышел Баррич. Он стал еще сильнее хромать по сравнению с тем, каким я его помнил, а в волосах появилась седая прядь. Он подставил лицо лучам встающего солнца и сделал глубокий вдох, а я вдруг на одно короткое мгновение испугался, что он почувствует мое присутствие. Но Баррич подошел к колодцу и достал ведро воды, а затем отнес его в дом и снова вышел, чтобы насыпать зерна цыплятам. Из трубы появился дымок, значит Молли тоже встала. Баррич направился к сараю. Я так хорошо знал его привычки, что мне казалось, будто я шагаю рядом с ним. Проверив, все ли в порядке у животных, он выйдет на улицу. Так и произошло. Баррич принялся носить воду в сарай.

Неожиданно я понял, что задыхаюсь, и тогда я громко рассмеялся, не обращая внимания на слезы, которые застилали мне глаза.

– Честное слово, Шут, в тот миг я чудом к нему не спустился. Мне казалось диким, что он работает, а я на него смотрю и не помогаю.

Шут кивнул, молча дожидаясь продолжения.

– А потом Баррич вывел из сарая чалого жеребца. Я страшно удивился, когда его увидел, мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что он самых лучших баккипских кровей: гордая осанка, могучие плечи и ноги, безупречные линии тела. На сердце у меня потеплело от мысли, что он принадлежит моему старому другу. Баррич выпустил жеребца в загон и налил ему воды.

Когда он вывел следом за ним Крепыша, я все понял. Я тогда еще не знал, что Старлинг нашла Баррича и позаботилась о том, чтобы он получил своего любимого коня и жеребенка от Уголька. Крепыш, похоже, повзрослел и стал спокойнее, но Баррич все равно выпустил его подальше от жеребенка. Потом он принес Крепышу воды и вернулся в дом. И тут вышла Молли.

Я глубоко вздохнул и задержал дыхание. Я сидел и смотрел на океан, но перед глазами у меня всплыл образ женщины, когда-то принадлежавшей мне. Темные волосы, которыми раньше так любил поиграть ветер, теперь были заплетены в косу и короной обрамляли лицо. За ней неуверенно ковылял маленький мальчик. Белый передник почти скрывал, что она беременна. Легкая, стройная девчонка осталась в прошлом, но взрослая Молли не показалась мне менее привлекательной. Мое сердце тянулось к ней и ко всему, что она собой олицетворяла: уютному дому, где в очаге весело потрескивают поленья, и спокойной счастливой жизни, наполненной детским смехом и теплом.

Я прошептал ее имя, и оно так непривычно коснулось моих губ. Молли подняла голову, и на мгновение мне показалось, что она меня услышала. Но вместо того, чтобы посмотреть на холм, Молли весело рассмеялась и крикнула: «Нет, Чивэл! Это не едят». Быстро наклонившись, она вытащила изо рта сына горсть лепестков гороха, потом подняла его на руки, и я увидел, что ей трудно.