Миссия в глубины времени

– Танки! Немецкие танки, там, впереди! Они направляются сюда и уже скоро будут здесь. Вон, вдали, видите прожектора, это танки, нам нужно бежать!

Я приподнял голову, и по глазам полоснул яркий свет прожекторов, направленных в сторону горящего состава.

Несколько немецких «Тигров» уже в упор расстреливали наш эшелон. Вагоны и транспортные платформы, на которых ещё находились боевые машины и артиллерия, были изрешечены фашистскими танками, словно это был тир для забав школьников.

– Беги отсюда, парень, сейчас сюда нагрянет пехота, и тогда нам обоим несдобровать!

– Без вас я не уйду! Ну, вставайте же скорее, бежим в лес, там мы спрячемся от немцев! – Юноша говорил взволновано и торопливо, осматриваясь по сторонам и не замечая мою окровавленную ногу.

– Послушай, сынок, ты беги! А я не могу, ранен в ногу! Я пережду здесь до утра, а потом… потом, Бог даст, ещё увидимся!

– Как, ранены? Я всё равно не оставлю вас одного! – упрямо заявил юноша и сел рядом со мной. Уже темнело, солнце закатывалось, но здесь по-прежнему было светло от горящего состава, и спрятаться в этих условиях казалось невозможным. Я положил руку на плечо парня и попытался встать на ноги, но от сильной боли не сумел даже приподняться и опустился на землю.

– Это глупо, что ты здесь остался, Бахтияр, если нас найдут здесь, ведь оба пропадём! Или расстреляют на месте, или в плен возьмут. Хотя зачем я им с такой ногой! Беги, пока не поздно! – твердил я юноше, прислонившись спиной к броне.

– А что с вашей ногой, дядя Ильхам? – спросил юноша.

– Меня взрывом из окна выбросило, потом не помню, что было, очнулся от дикой боли в колене, смотрю – там кол, которым шпалы забивают, торчит. И как меня только угораздило! Ведь поначалу я абсолютно ничего не чувствовал, а теперь колено будто онемело, и боюсь даже пошевелить ногой.

Юноша наклонился в темноте к моему колену и внимательно посмотрел на него, потом взял что-то с земли и показал мне:

– Вот этот кол? Но он же лежал рядом с ногой… И нет у вас на колене никакой раны! – удивлённо пробормотал юноша и отдал мне металлический штырь.

– Как так, ты уверен, что нет раны? Почему же я тогда не чувствую своей ноги? Да она просто онемела! – Наклонившись, я посмотрел на своё колено. Там и на самом деле не было раны, только застывшая кровь и прилипший к коже песок напоминали о недавнем происшествии.

– Странно как-то… Ведь еще недавно у меня была кровоточащая рана, а теперь…

– Может, вы просто ушиблись при падении, а штырь вам этот в коленке просто показался. Хорошо, что все в порядке, скорей бежим отсюда, дядя Ильхам! – Юноша помог мне встать на ноги, и в это время мы услышали вблизи автоматные очереди и крики людей. Бежать было поздно. Из-за башни танка мы видели, как немецкие солдаты окружили оставшихся в живых бойцов в кольцо и, стреляя в воздух, кричали: «Шнелер, шнелер, руссише швайне!»

Картина жуткая. У горящего поезда лежали многочисленные трупы убитых и сгоревших заживо людей, повсюду валялись покореженные от взрывов металлические части машин, боевых орудий и… куски изуродованных человеческих тел.

Я повернулся к парню и прошептал:

– Сынок, тихо, без шума уходим в лес, надо как можно быстрей скрыться, пока нас не обнаружили! – Только я это произнес, как сзади кто-то передёрнул затвор оружия, и мы услышали немецкие слова: «Хенде хох»!

Мы враз обернулись – немецкий солдат направил на нас автомат и кивком головы показывал, чтобы мы подняли руки и следовали за ним.

– На, лос! Шнелер! Давай, давай! – кричал нам солдат, толкая автоматом в спину. Скоро оставшихся в живых бойцов построили в шеренгу. Немецкий офицер вышел к нам и на ломаном русском громко произнес:

– Есть ли среди вас евреи, коммунисты, комиссары? – немец подошел ближе, пристально рассматривая каждого, кричал: – Я ещё раз повторяю, кто из вас коммунист или еврей, пусть сделает шаг вперёд!

Он вдруг резко остановился перед одним бойцом и спросил:

– Ты! Как твоя фамилия? Ты – еврей!

– Я не еврей, господин офицер, моё имя Самвел! Самвел Аветисов! Вот тут есть люди, они могут подтвердить. Я не еврей! – повторял мужчина дрожащим голосом.

– Снимай брюки! Мы увидим, ты лжёшь или говоришь правду! – злорадно выкрикнул офицер и тростью ткнул его в пах. Самвел снял с себя солдатские галифе.

– Ну, что ж, ты действительно не еврей! Но ты, наверняка, знаешь, кто здесь еврей и коммунист. Если скажешь, я не стану тебя убивать.

Офицер вытащил из кобуры пистолет, приставил его к голове бойца и резко дернул головой, показывая, чтобы тот пошёл вдоль строя.

Красноармеец, опустив глаза, подошёл к стоящему в строю молодому лейтенанту и, не сказав ни слова, показал на него пальцем. Офицер самодовольно усмехнулся, посмотрел на раненого лейтенанта из-под круглых очков, схватил за волосы и закричал:

– Коммунист! – Лейтенант рассмеялся, плюнул офицеру в лицо и выкрикнул:

– Да, лучше быть коммунистом, чем фашисткой мразью! – Больше лейтенант ничего не успел сказать. Немец всунул пистолет красноармейцу в рот и выстрелил. Затем офицер, вытирая слюну со своего лица, повернулся к Самвелу и сказал: