Миссия в Ионическом море

Автоматически Джек навел подзорную трубу, но, понимая, что не в состоянии выкроить время, чтобы преследовать кого-либо на таком расстоянии - в любом случае, это оказалась всего лишь маленькая трабаколла - перевел взгляд на "Дриаду" и обнаружил, что смотрит прямо на Баббингтона, который облокотился на кормовой поручень рядом с очень красивой молодой женщиной в розовой кружевной одежде. Уильям показывал ей что-то за бортом, и оба очень весело смеялись.

Джек с треском сложил подзорную трубу. Он помнил, что Баббингтон, прибыв на борт для доклада, пробормотал что-то о необходимости подвезти уважаемую итальянскую матрону, офицерскую вдову, из Кефалонии в Санта-Мауру - и оказался вынужден оставить её на борту - ветер не способствовал идти к Санта-Мауре, а Уильям не желал откладывать рандеву с капитаном Обри.

Матроне, конечно, могло быть не более двадцати, а вдова вполне могла быть веселой: но так не пойдет, так и в самом деле не пойдет.

Повернувшись, он столкнулся нос к носу еще кое с чем неподобающим. Молодой Уильямсон, вахтенный мичман, снова выглядел ужасно осунувшимся и больным: мальчик не обладал достаточной выносливостью для жизни в море, и Джек никогда бы не взял его, если бы тот не был сыном Дика Уильямсона.

Он не хотел брать ни тех, кто идет в море впервые, ни детей, которых на четвереньках по утрам выворачивает еще на пустой желудок, и все же, по-прежнему отвечает перед их матерями за двоих таких, в то время, когда ему нужны все свои силы для намного более важных проблем, чем моральное и физическое благополучие парочки молокососов.

Он пригласит мальчишку на завтрак и одновременно с этим попросит Стивена взглянуть на него. В любом случае Стивен к этому времени должен уже подняться: Мыс Старво уже маячил по правому борту, и он просто не мог пропустить входа в бухту Кутали.

- Мистер Уильямсон, - окликнул Обри мальчика, заставив того вздрогнуть, - спуститесь, пожалуйста, в каюту доктора Мэтьюрина, и, если он не спит, передайте ему от моего имени, что мы собираемся входить в бухту Кутали, зрелище поистине изумительное. И, возможно, вы порадуете нас, присоединившись к нашей компании за завтраком.

В ожидании Стивена, а ждать пришлось долго (доктор Мэтьюрин, наконец, получил возможность поспать), Джек смотрел на берег, мимо которого проплывали, уже сам по себе представлявший великолепный вид, а теперь они еще и приблизились к земле - на крутых склонах берега возвышались светло-серые утесы, которые росли прямо из глубин моря. Позади них стояли горы, обрывистые, зубчатые горы, устремлявшие свои вершины в небо. И утренний свет пронизывал их чуть южнее востока, так что четко, одна за другой вырисовывались семь широких, покрытых бескрайними лесами скал, зеленых на солнечной стороне, и с ярко-серыми лысыми вершинами.

Обычно Джек не любил находиться рядом с любыми берегами; он, как моряк дальнего плавания, предпочитал иметь пространство для маневра с подветренной стороны, лиг пятьдесят или около того; но здесь, на расстоянии пушечного выстрела от берега, в его распоряжении имелось всего сто саженей под килем, но, по крайней мере, погода стояла необычайно хорошая.

Легкий брамсельный ветерок, дувший фактически круто в бакштаг, как будто специально появился, чтобы пронести их вокруг мыса и прямо в залив, но вряд ли понесет их снова курсом ост в направлении Кутали – ветер слабел, даже умирал, и скорее всего, им придется дожидаться морского бриза, который позволит завершить путешествие вокруг огромного полуострова.

На самом деле, пока они завтракали, ветер стих совсем. Но это оказалась необычайно долгая трапеза, за время которой не только "Сюрприз" смог обогнуть мыс и достичь середины бухты, но и к доктору Мэтьюрину вернулось присущее ему хорошее расположение духа.

С самого утра он находился в по-настоящему сердитом, упрямом и неблагодарном расположении духа и был враждебно настроен к красоте любого типа. Но теперь, прогулявшись по палубе, сытно позавтракав, выпив кофе, выкурив утреннюю сигару и насладившись видом, Стивен оказался полностью готов признать, что лишь несколько мест, где ему довелось побывать, являлись большей усладой для глаз, чем Кутали и его окружение.

Воды залива кое-где покрывала легкая рябь, а где-то она стояла гладкая, как стекло, и в чистоте этих природных зеркал они могли увидеть удивительные пики, выросшие из моря, а у их ног - целый город, и все это - перевернутое и накладывающееся на изображение стоящих кораблей и лодок, по большей части - зависших, подвешенных в неподвижности, в то время как некоторые медленно ползли по поверхности при помощи кормовых весел.

Абсолютный штиль, безоблачное небо, неподвижность корабля и, возможно, такое чувство, будто смотришь на зеркальное отражение или даже из него, создавали необычайное ощущение тишины, так что люди, разговаривая, неестественно приглушали голоса.

Сам плотно застроенный город имел вид двойного конуса - серые зубцы, красные крыши, белые стены повторялись в зеркальном отражении, пока дуновение ветра вдруг его не уничтожало.