Миссия в Париже

Кольцов стоял, размышляя. Не ждать же Свердлова в Москве целую неделю, чтобы сказать ему то, что он настроился сказать? Или, может, написать короткое письмо? А нужно ли? С глазу на глаз еще можно в чем-то убедить Свердлова, или уж, по крайней мере, доходчиво объяснить ему, что это – не та победа, которой может гордиться Свердлов. Потому что на самом деле победы нет. А как все эти его соображения будут выглядеть на бумаге? Вместо эмоций – восклицательные знаки?

И все же, когда он увидел возвращающуюся уже знакомую барышню, шагнул ей навстречу.

– Простите! Вы, вероятно, имеете какое-то отношение к Красному Кресту?

– Самое непосредственное. Я – референт.

– В таком случае, не затруднит ли вас передать Вениамину Михайловичу короткую записку?

– Нисколько. Идемте в «референтскую», там напишете.

В небольшой комнате, которая еще не так давно была скромным одноместным гостиничным номером, было тесно. За своими столами сидели несколько ухоженных дамочек и листали какие-то бумаги, а одна старательно, двумя пальцами, что-то печатала на «Ундервуде».

– Здравствуйте! – громко сказал Кольцов.

Дамочки одновременно, молча и равнодушно, коротко взглянули на Кольцова и снова зашелестели своими бумагами.

– Сюда, пожалуйста! – приведшая Кольцова барышня указала ему на не занятый стол. – Вот ручка, чернила.

– Спасибо.

Кольцов уже начал жалеть, что решился на это письмо. Ему захотелось поскорее оказаться на улице, подальше от этих милых, но холодных безжизненных мраморных лиц. Но и отступать уже было поздно. Барышня, приведшая его сюда, ожидающе на него смотрела.

Он пододвинул к себе бумагу, обмакнул перо в чернила и, после коротких раздумий, написал:

«В.М.! Вся эта ваша парижская затея увенчалась успехом. Но очень и очень случайно. Подробности вам, вероятно, изложат товарищи, которые участвовали в этой авантюре». И подписался: «П.Кольцов».

Закончив писать, он отдал записку стоящей возле него барышне и направился к двери. Там немного задержался. Что-то жало ему. Какие-то сомнения продолжали теснить душу. Собственно, зачем все это, зачем эта записка, эти слова об авантюре? В конечном счете то, что от него требовалось, он сделал. Бриллианты не пропали. Рано или поздно они сделают свое дело. И кому интересно, с каким трудом все это ему досталось? Пусть те, кто считает это их общим успехом, разделят его между собой. Но скорее всего, успех припишет себе сам Свердлов. Ну и пусть! Кольцов тоже получил свою награду: четыре незабываемых дня наедине с Таней. Четыре дня счастья!

Кольцов обернулся, попросил барышню вернуть ему записку. Она поняла, что незнакомец хочет еще что-то дописать.

Кольцов же решительно разорвал листок на мелкие части и хотел бросить обрывки в стоящую возле двери урну. Но его рука на мгновенье зависла в воздухе и затем отправила клочки в карман.

– Собственно, писать-то и нечего, – словно извиняясь, произнес он, ставя точку в своих сомнениях. – Скажете Вениамину Михайловичу, что заходил Кольцов. И все.

– Кольцов? Так это вы и есть Кольцов? Тот самый? – ахнула барышня. – Но ведь вы же были в Париже!

Оторвались от своих дел, с нескрываемым интересом уставились на Кольцова и остальные дамы-референты.

– Вениамин Михайлович вас так ждал. Перед своим отъездом он еще нас предупреждал…

О чем предупреждал этих престарелых девиц Свердлов, Кольцов уже не услышал. Он торопливо закрыл за собой дверь и быстро направился к лестнице. Побежал по ступеням вниз…

Снова они с Мироновым вернулись на Лубянку.

Помощник Дзержинского Герсон встретил Кольцова радушно, как давнего и хорошего знакомого.

– А вы, Павел Андреевич, стали у нас здесь чем-то вроде знаменитости, – сказал он, усаживая Кольцова в кресло. – Вас чуть ли не каждый день вспоминают. То Феликс Эдмундович, то Менжинский, то Свердлов. Говорят, вы там, в Париже, совершили какой-то подвиг?

– А у нас не могут иначе: либо поднимают человека до небес, либо опускают на дно морское, – ворчливо ответил Кольцов. – Я смогу сегодня увидеть Феликса Эдмундовича?

– А он – в Минске, – сказал Герсон.

– Когда вернется?

Герсон сдвинул плечами:

– Этого не знал даже сам Дзержинский, – и стал перебирать на столе какие-то бумаги. Отыскав нужную, сказал Кольцову: – Перед самым отъездом Феликс Эдмундович попросил направить вас в распоряжение председателя Особого отдела ВЧК Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Он сейчас в Харькове, при штабе Южного фронта. Там вас ждут.

Обратив внимание на огорченное лицо Кольцова, Герсон спросил:

– Вам очень нужен Феликс Эдмундович?

– С его помощью я хотел передать Вацлаву Вацлавовичу Воровскому одно важное письмо. От шведских промышленников.

– Так в чем дело? Передайте лично.

– Боюсь, на это уйдет не один день.

– В таком случае оставьте его мне. Завтра-послезавтра оно будет у Воровского.

Больше в Москве Кольцову делать было нечего, и, стало быть, добывать место в гостинице для себя и для Миронова надобность тоже отпадала.