Они отнесли тарелки в раковину. Лайм прижал ее возле шкафчика. Они перешли в спальню, оставив гореть свечи в гостиной.
Лайм сел на кровать и стал развязывать ботинки, глядя на нее. Поскольку она не любила нижнего белья, то разделась быстрей него; она расстегнула на нем рубашку и потянула в постель.
Он занимался с ней любовью медленно и со вкусом. Они закурили одну сигарету на двоих.
– Так лучше?
– Куда уж лучше.
– Скажи это так, чтобы я поверила, милый.
Ее глаза сверкнули в полутьме. Он с силой втянул в себя дым, и у него закружилась голова.
– О да! – прорычал он голосом, в котором слышалось раздражение.
– А что теперь не так?
– Не знаю. Не важно.
Ее ноги запутались в одеяле, и она оттолкнула его ногами.
– Посиди-ка здесь, парень.
Она исчезла в уборной. Лайм лежал на спине, глядя, как вместе с дыханием поднимается и опускается его живот, окутанный сигаретным дымом.
Вернувшись, она присела на край кровати и провела рукой по его волосам. Он сказал:
– Извини.
– За что?
– За мой унылый вид. Я не хотел весь вечер изображать из себя Гамлета.
– У тебя был тяжелый день, вот и все. И еще эти взрывы.
– Что верно, то верно. Они здорово нас всех встряхнули.
– И что вы собираетесь делать?
Он помотал головой на подушке:
– Было бы наивно думать, что у каждой проблемы есть свое решение. Что касается этой, то я не представляю, как ее решить: разве что убрать поголовно всех, кого можно заподозрить в терроризме.
– Ну, это было бы уж чересчур.
– Вовсе нет. В большинстве стран так и поступают. А мы считаем, что это тоталитаризм и неприемлемые для демократического государства методы. Впрочем, взгляды со временем меняются. – Он рассеянно улыбнулся. – Революция не разваливается сама по себе. Ее надо уничтожить.
– Может быть, лучше этого не делать.
– Несколько лет назад я запомнил одну фразу. Это цитата. Звучит буквально так:
«Земля в упадке, и налицо все признаки, что цивилизация близится к своему концу. Процветают взяточничество и коррупция, насилие уже повсюду. Дети больше не уважают и не слушают своих родителей».
– Кто это написал? Какой-нибудь русский?
– Не угадала. Это древняя ассирийская надпись, которой уже пять тысяч лет.
Она забралась в постель и прижалась к нему, упершись кулачками ему в грудь и перекинув ногу через его поясницу. Ее бедро поднялось высоко над ним, а волосы рассыпались по подушке.
– Мой милый Обломов.
– Со мной все в порядке.
– Ты слишком напряженно ко всему относишься. Ты большой трагический медведь, но твоя трагедия не в том, от чего ты страдаешь, а в том, чего ты не можешь принять.
– Тогда я тебе должен подходить.
– Ты родился с верой в определенные вещи, а потом оказалось, что все, чему ты научился, на самом деле ничего не стоит.
– Да, доктор, – пробормотал Лайм.
– На самом деле все это не важно, верно?
– Нет проблем, доктор.
– Я об этом и говорю, – сказала она. – Твоя проблема в том, что у тебя нет проблем. Это рубеж, Дэвид, это начало.
Книга вторая
Похищение
Небо было бледно-лимонного цвета, а вокруг пика Пердидо, сиявшего над гостиницей, стояли снежные облака. Одиннадцать тысяч футов горы и ничего, кроме неба. Гостиница представляла собой огромное внушительное здание, начисто лишенное той безыскусной простоты, которая подразумевалась архитектором. В прошлом году его возвели немцы, которые строили в Испании буквально все; они проложили на гору шоссе и соорудили отель «Пердидо Спа» из крупповской стали и хилтонского пластика, постаравшись придать всему этому старомодное изящество необработанной древесины. В результате получилось что-то ужасное.
Лиэм Макнили стоял возле гостиницы на широком деревянном настиле размером с футбольное поле, который раскинулся под открытым небом. Обычно сюда выставляли столики, где обедали многочисленные лыжники, но сегодня в гостинице не было ни одного туриста. Премьер Перес-Бласко проявил щедрость и снял отель «Пердидо Спа» на все время, пока Фэрли собирался заниматься лыжным спортом. Столики убрали, вместо них посреди настила одиноко высился военный вертолет Фэрли с уныло опущенными лопастями.
Поначалу у Фэрли действительно была идея покататься на горных лыжах, но после взрывов в Вашингтоне он потерял к ней всякий интерес. Однако испанскую программу уже нельзя было изменить. Поэтому он сидел здесь, выжидая, отдыхая и готовясь к будущим встречам.
В этот день ранним утром на черном лимузине из Мадрида прибыл министр иностранных дел Торрес. Макнили, как главый помощник и доверенное лицо Фэрли, встретил гостей на парковочной площадке и проводил их в банкетный зал, который администрация отеля предоставила для проведения переговоров.