Высокий голос Саттертуэйта на этот раз звучал особенно пронзительно – в нем слышалось непонятное раздражение. Он говорил возбужденно, чувствовалось, что нервы натянуты до предела.
– Что вам удалось раскопать, Дэвид? Только не говорите мне, что вы топчетесь на месте.
– Мы движемся вперед. Не очень далеко и не очень быстро, но движемся. Вы видели сообщение, которое мы должны были получить сегодня вечером?
– Я сыт этим по горло, – сказал Саттертуэйт. – Декстера Этриджа увезли в больницу на Уолтер-Рид.
Лайм выпрямился в кресле:
– Он выживет?
– Пока никто не знает. Похоже, он выбыл из игры.
– Вы хотите сказать, что кто-то пытался его убить?
– Нет. Ничего похожего. Это произошло по естественным причинам, какими бы они ни были, – он находился у себя дома, в постели или в ванной. Послушайте, вы знаете, что случится, если Этридж выйдет из строя. Мы должны вернуть Фэрли к двадцатому числу.
– Но у вас есть порядок преемственности.
– Милт Люк? – Саттертуэйт застонал. – Верните его, Дэвид!
Саттертуэйт пытался говорить, как Уолтер Пиджон в «Окончательном решении», и, как обычно, это у него не выходило. Лайму было наплевать на геройство.
– Что решили насчет обмена?
– Мнения разделились. По-прежнему идут жаркие споры.
– В конце концов, это дело президента, не так ли?
– Мы живем в демократической стране, – сухо ответил Саттертуэйт. – Это дело нации.
– Разумеется.
– Дэвид, хотите вы этого или нет, это политическое решение. Если мы поступим неверно, последствия будут катастрофическими.
– У меня есть для вас небольшая новость. Последствия могут быть катастрофическими, как бы вы ни поступили. Одно дерьмо, но в разных горшках.
– Забавно, что примерно то же самое сказал Этридж. Только он выражался более изысканно.
– Значит, мозгов у него побольше, чем у прочей вашей братии, – ответил Лайм.
Он посмотрел в другой конец комнаты. В помещении толпилось множество людей, занятых телефонами и принтерами, у некоторых на головах были наушники. Чэд Хилл возвращал телефонную трубку человеку, сидевшему рядом с ним за столом. Хилл стал делать знаки Лайму – произошло нечто такое, что требовало его внимания. Лайм махнул в ответ и сказал в микрофон:
– Мы следим за Мецетти. Сейчас он водит нас кругами, но, я думаю, приведет нас к ним, если мы дадим ему немного времени. Я не могу…
– Немного времени? Сколько?
– Я что, оракул? Спросите у Мецетти.
– Это вы должны у него спросить, Дэвид.
– Вы приказываете мне его арестовать?
Саттертуэйт выдержал паузу, в течение которой в трубке слышались только помехи. Лайм ждал, перебросив мяч на другую сторону.
– Послушайте, Дэвид, когда я ввел вас в это дело, то исходил из того, что наилучший способ сделать работу – это привлечь к ней самых лучших людей и позволить им действовать самостоятельно. Я не собираюсь говорить вам, как вы должны делать вашу работу, если бы я был на это способен, то делал бы ее вместо вас.
– Прекрасно. Мецетти, я надеюсь, приведет нас в самое гнездо, это может случиться в любой момент. Я хочу знать, каким временем я располагаю и ждут ли нас переговоры об обмене.
– Вы пытаетесь выжать воду из камня.
– Черт возьми, я должен знать, будет обмен или нет. Я не могу играть, не зная, какие у меня карты. Вы связываете мне руки.
– Что вы хотите от меня услышать? Решение еще не принято. Как только это случится, я дам вам знать.
Это было все, чего он мог добиться на данный момент. Он не стал усугублять проблему.
– Ладно. Думаю, скоро будут новости. Я вам позвоню.
– Не тяните время.
– Да. До связи.
Он положил трубку, пересек комнату и вышел в сопровождении Чэда Хилла. В коридоре Чэд сказал:
– Он опять изменил курс.
– Значит, он не садится в Гибралтаре?
– Нет. Самолет повернул на север.
Лайм почувствовал облегчение и изобразил натянутую улыбку:
– Это уже кое-что. Кто за ним следит?
– В настоящий момент – два самолета. Еще один летит из Лиссабона, чтобы перехватить его на севере.
– Ладно. Только не упустите этого сукиного сына.
Хуже всего было знать, что что-то происходит, и при этом ничего не делать. Просто сидеть и ждать новостей. Лайм послал человека, чтобы он купил ему полблока американских сигарет и, если возможно, побольше кофе. После этого он вернулся в свою каморку и попытался собраться с силами.
В последние дни ему стало отказывать чувство времени: усталость делала все тусклым и нереальным, мир выглядел далеким, словно он смотрел на него через видеокамеру. Он нуждался в отдыхе. Он опять растянулся на полу и закрыл глаза.
Он представил себе Бев, но ее образ сразу расплылся, и вместо этого он стал думать о Юлиусе Стурке – размытом лице на зернистой фотографии.
На самом деле ему очень не хотелось, чтобы это оказался Стурка. Он уже пытался поймать его раньше, но у него ничего не получилось. Не получилось в 1961 году, не получилось и в последние две недели.