Миссионер

Больше строительству храма никто не мешал, зато количество прихожан здесь стало таким, что они едва помещались в его невеликое внутреннее пространство: слух о решительном батюшке быстро разошелся по православным кругам Москвы. Через несколько месяцев фирма съехала с территории старинной церкви и началось возрождение этой святыни.

...Отец Алексий, как всегда, находился в храме. В глаза Андрею бросилась седина, в изобилии посеребрившая его густую темно-русую бороду, а ведь ему еще и тридцати нет. Он невозмутимо выслушал взволнованный рассказ Андрея о матери и встал на молебен перед иконой преподобного Серафима Саровского...

Своими звонками и посещениями братья замучили весь больничный персонал отделения, терпевший все это только из-за весомых Юриных чаевых. Но вот к вечеру врач со вздохом облегчения сообщил, что кризис прошел, мать пошла на поправку, и парализованные конечности снова потихоньку задвигались. На этот раз он запретил им появляться неделю, пробурчав что-то о ненормальной больной, которая ломает всю медицинскую науку, и таких же родичах.

    Командировка на юг

— Решил при доме церковь построить, — пробасил Владимир Иванович. — И чтобы, как в соборе Парижской Богоматери, — панели стен были из самшита.

— Самшит так самшит, — ответил Андрей заказчику. Положил вещи в сумку и, пока по телефону обзванивал кого надо, под окна уже подкатил грузовик «Вольво» с фурой, крытой ярко-синим тентом. Он забрался в кабину, где сидел довольный предстоящим приключением Пал Трепалыч, и лег на спальное место. Дорога предстояла в две тысячи километров.

Вся операция с отгрузкой самшита заняла меньше половины дня. Документы, обеспеченные хозяином, имели действие парализующее: пограничники вытягивались в струнку и сразу беспрепятственно пропускали грузовик. До самой Пицунды их сопровождал эскорт с автоматчиками. Машины ехали пустынным приморским шоссе на предельной скорости. За все время навстречу им просвистело не больше десятка легковушек, в том числе пара «джипов» с символикой ООН.

Андрей видел величественные горы и ласковое море, но все это не радовало. За каждым кустом, за изгибами гор, за простреленными стенами пустующих домов таилась опасность.

Этот край — двухтысячелетний удел Богородицы. Первый удел по апостольскому жребию. Здесь появились первые христианские храмы и монастыри. Российская держава сдерживала агрессию со стороны диких язычников и мусульманских стран. И вот здесь нет «сени российских штыков». В этом красивейшем уголке Земли, устроенном Богом для того, чтобы люди радовались красоте Божиего мира, теперь хаос.

В Пицунде, в самшитовой роще недалеко от обочины шоссе увидел Андрей автокран, стоявший рядом с аккуратно перевязанными пачками самшитовых причудливо изогнутых стволов. Он просмотрел вместе с Пал Трепалычем пачки, не нашел ни единого бракованного или подозрительного ствола и дал команду грузить. Кран, поднимавший небольшие пачки, натужно пыхтел густым дымом: самшит — очень тяжелая древесина, по твердости почти равная стали. Решили свободное место в кузове догрузить тонкими изогнутыми ветвями для мелких деталей отделки. На земле оставались еще две пачки ветвей, но водитель «Вольво» замахал руками: перегруз. Пал Трепалыч расплатился, и они с Андреем запрыгнули в кабину.

Обратно ехали уже медленнее, но все-таки довольно стремительно. Снова пустынные вымершие, некогда курортные места: санатории, пляжи, малолюдные поселки и города. Снова граница, снова таможенная «зеленая улица». На территории России, в Адлере, ощутив явное облегчение от возвращения домой, они с Пал Трепалычем расстались.

Андрей сел в такси и поехал в Абрау-Дюрсо. Но какая же разница! Здесь бурлила жизнь. Сочи пестрел отдыхающими, сверкал новенькими фасадами гостиниц и санаториев, среди обильной густой листвы всюду мелькали яркие громадные цветы. Автомобили всех марок и модификаций заполнили дороги. Сюда, в Сочи, будто съехалось население всей или уж точно половины Москвы и разных других городов России. В этот вечерний час аллеи и парки, пляжи, кафе и шашлычные, рынки и магазинчики были переполнены обгоревшими отдыхающими. Такое Андрей видел в последний раз в середине восьмидесятых.

После Дагомыса пестрое многолюдье несколько поубавилось и вновь оживало в приморских поселках и городках: Лазаревском, Аше, Туапсе, Джубге. Таксист ему достался молчаливый, поэтому Андрей прикрыл глаза, положил пальцы на пульс и углубился в Иисусову молитву.

В сером, будто покрытом цементной пылью Новороссий­ске Андрей приоткрыл глаза, удивившись стремительному перенесению, и снова «сошел в сердце».