Миссионер

«...— По прежнему ли обычаю стоит мир в законе Христовом?

— Ныне, — отвечал я ему, — по благодати Христовой, даже лучше прежних времен...

Услышав это, старец возрадовался великой радостью. Потом он снова спросил меня:

— Есть ли ныне среди мира некоторые святые, творящие чудеса, как сказал Господь в Евангелии Своем: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “перейди оттуда сюда”, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20).

В то время как святый произносил эти слова, гора сдвинулась с своего места приблизительно на пять тысяч локтей и приблизилась к морю. Святый Марк, приподнявшись и заметивши, что гора двигается, сказал, обратясь к ней:

— Я тебе не приказывал сдвинуться с места, но я беседовал с братом; посему встань на место свое!

Когда только он сказал это, гора действительно стала на своем месте. Увидевши сие, я упал ниц от страха. Святый, между тем, взяв меня за руку и поставивши на ноги, сказал мне:

— Разве ты не видывал таких чудес в течение дней жизни твоей?

— Нет, отче, — отвечал я.

Тогда святый, вздохнувши, горько заплакал и сказал:

— Горе земле, потому что христиане на ней таковыми только по имени нарицаются, а на деле не таковы!

И снова произнес он:

— Благословен Бог, приведший меня на сие святое место, дабы я не умер в своем отечестве и не был погребен в земле, оскверненной многими грехами!

Весь тот день провели мы, повествует Серапион, в пении псалмов и духовной беседе, а с наступлением вечера преподобный сказал мне:

— Брат Серапион! Не время ли нам после молитвы с благодарностию вкусить от трапезы?

На эти слова я не ответил ему ничего. После сего он, подняв руки к небу, стал произносить следующий псалом: “Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит” (Пс. 22, 1).

Окончив пение сего псалма, он, обратившись к пещере, сказал:

— Брат, предложи трапезу.

Потом он снова сказал мне:

— Пойдем вкусим от трапезы, которую Бог послал нам.

Я изумлялся сам в себе, недоумевая, кому это приказывал святый Марк приготовить трапезу, потому что в течение целого дня я никого из людей не видел у него в пещере.

Когда мы вошли в пещеру, я увидел два стоящих стола, на которых были положены два мягких и белых хлеба, сияющих наподобие снега. Были там также прекрасные для глаза овощи, две печеные рыбы, очищенные плоды маслины, финики, соль и полная кружка воды, более сладкой, нежели мед. Когда мы сели, святый Марк сказал мне:

— Чадо Серапион, благослови!

— Извини меня, отче, — отвечал я.

Тогда святый произнес:

— Господи, благослови!

И я заметил около трапезы простертую с неба руку, осенившую крестом предложенное. По окончании трапезы святый Марк сказал:

— Брат, возьми сие отсюда!

И тотчас трапеза была снята невидимою рукою. Я удивлялся всему происшедшему: и невидимому слуге (ибо находившемуся во плоти ангелу, преподобному Марку, по повелению Божию, служил бесплотный ангел Господень), и тому, что во всю мою жизнь я никогда не вкушал столь вкусной пищи и никогда не пил столь сладкой воды, какая была на той трапезе...» («Жития святых» святителя Димитрия Ростовского, апрель, день пятый).

Во время трапезы к Андрею подошел мальчик-послушник и передал просьбу дежурного подойти к телефону. В трубке шипело и трещало — и он с трудом узнал голос отца. Тот сообщил, что у матери после разговора с Андреем случился инсульт, поэтому он должен срочно выехать. На вопрос, как стал известен телефон, отец сказал, что Лида заказала этот разговор. Он попросил Лиду. Та сказала, что торопиться не следует, так как мать в реанимации и к ней все равно никого не пускают.

Андрей сокрушенно поделился этим с игуменом. Тот попросил подробнее рассказать об их взаимоотношениях. Андрей рассказал, сначала сбивчиво, потом спокойней и подробно.

— Никуда не торопись. Мы сейчас отслужим молебен о ее здравии, потом уж и поедете.

На молебен отец Алексий позвал Юрия и молодого отца Федора. Они попеременно читали молитвы Богородице, великомученику и целителю Пантелеимону, Преподобному. Больше двух часов продолжался молебен. Несколько раз Юрий зажигал свечи и заменял сгоревшие новыми. Закончили они уже после одиннадцати вечера. «Теперь, Бог даст, все у вашей родительницы наладится. Ложитесь спать, а завтра поутру и поезжайте с Богом», — сказал усталым надтреснутым голосом отец Алексий.

  Возвращение из монастыря

Андрей передал игумену бригадные деньги, попрощался с Бугром, и после отеческого напутствия в дорогу они тронулись в сторону Москвы.

Ехали молча, каждый думал о своем. Впечатления от бесед с игуменом смешались с переживаниями о болезни матери.

Углядев справа от дороги приличное место, Юрий произнес «паркинг» и остановил машину. Андрей открыл свою дверь, и вдруг ему в нос ударил противный запах.

— Юр, здесь что, рядом свалка?

— Да ты что! Оглянись — какая красотища, — показал он рукой в сторону  просторного березняка, освещенного солнцем, с низенькой травкой.