Миссионер

Но нет, каждый занимался своим делом: верующие участвовали в молебне, сборщики пожертвований собирали деньги, торговцы продавали книги, календари, кассеты; кто-то общался со знакомыми на травке в тени деревьев. Андрей обошел всех по кругу и вернулся на жару, поближе к часовне героям Плевны. Здесь скученно стояли молящиеся в мокрых рубашках, укрываясь от палящего солнца зонтами, газетами, кепками — кто чем. За спиной шуршали, гудели, тарахтели выхлопными трубами стада автомобилей. Слова канона, читаемые из часовни, различались с трудом, но рядом с ним стояла женщина с книжечкой. Она увидела, как Андрей тянет шею из-за ее плеча, и повернула книжку так, чтобы и ему были виден текст канона. После выступил духовник крестного хода. Он напомнил, что это не демонстрация, а соборный молебен, читаемый на ходу, поэтому всем нужно молиться, тогда крестному ходу будут сопутствовать силы небесные.

Некоторое время участники выстраивались в колонну, впереди — большие иконы Царственных мучеников, Богородицы, хоругви, потом — все остальные. Все вокруг несли иконы. Достал из сумки и понес впереди себя икону Государя в рамке и Андрей. Понемногу тронулись. Андрей оглянулся. Рядом шли бодрый старичок со старинным образом в серебряном окладе, мать с десятилетним сыном, две женщины из интеллигенток, юная девушка, высоко поднявшая свою икону тоненькими ручками, отец с сыном...

Когда они вышли из тени деревьев на Славянскую площадь, яркое солнце закрыло облако, которое так и сопровождало их до конца, осеняя своей тенью, как зонтиком. От реки тянуло прохладой. Шли они по тротуару, а по дороге их сопровождали машины милиции и грузовик с колоколами, которые переливались на разные голоса. Всю дорогу они пели молитвы: «Богородице Дево, радуйся...», «Царю Небесный...», тропарь Кресту и другие. Получалось дружно, напевно, ладно.

На душе появилась светлая мирная радость, которая временами волнами нарастала, будто порыв теплого ветра. «Благодать какая!» — радовалась женщина рядом. На глазах у многих появились слезы. Несколько раз подступали они и к глазам Андрея.

Во время крестного хода рядом с Андреем мироточили одна за другой шесть икон. К ним с разных сторон подходили прикладываться. Присутствие святых небесных сил ощущалось совершенно явно, рождая в душе то благодатную радость, то страх богоприсутствия, страх согрешить, струсить, предать Господа и святых Его.

На Кремлевской набережной Андрей оглянулся. Странное дело, на Старой площади вряд ли было больше тысячи человек. Сейчас же крестный ход растянулся вдоль всей кремлевской стены: голова с хоругвями подходила к Храму Христа Спасителя, а хвост все еще сворачивал на набережную. При этом шли плотными шеренгами человек по пять-семь. Тысяч десять, может быть, и больше!

У Храма Христа Спасителя уже начался завершающий молебен, но места здесь было маловато, поэтому подходящие теснили ранее пришедших в сторону станции метро. В общей толпе пошел к метро и Андрей.

Вот и все, теперь не растерять, не рассыпать то, что приобретено, что народилось и жило внутри, в области сердца, радуя и освещая изнутри и тебя самого, и все вокруг.

Вечером Андрей зашел к своим соседям. Света смотрела телевизор, а Сергей собирал очередную модель спортивной машины. Гостя посадили в кресло, отрезали кусок торта, налили чай — и забыли о нем.

По телевизору показывали старый черно-белый фильм, в котором честный и принципиальный юноша пытался устроить свою личную жизнь совместно с общественно-активной и политически грамотной девушкой. Андрей не помнил этого фильма, но итог этого романа очень явно просматривался в том, что у них имелось самое главное: общность социально-политической цели. Само собой разумелось, что основа будущей ячейки общества заложена процветающим строем, поэтому никаких сомнений в будущности строящейся на экране семьи не возникало. Проблемы им создавали только отдельные, неизжитые еще проявления старой, обреченной на отмирание эпохи.

Странное дело, через десяток минут просмотра Андрей почувствовал симпатию к этим ребятам. Подкупала чистота их отношений и абсолютная искренность, с которой они служили общему делу. Еще через десять минут Андрей уже не удивлялся легким всхлипываниям Светы, утиравшей заранее приготовленным платочком взмокшие глаза. Во время рекламной паузы, которая напомнила о продолжении другой эпохи, с проявлениями которой так активно боролись киногерои, Света громко высморкалась и вслух произнесла:

— Господи, ну пусть у них все будет хорошо! Они такие чистые, прямо как дети! — затем она обернулась к мужчинам. — Мне так жалко всех... Ведь страдают!

— Ну, началось мокрое дело, — проворчал Сергей.

— Это хорошо, Света! — кивнул ей Андрей. — Это очень хорошо. Сочувствуй людям, помогай по возможности. Помнишь из Евангелия: «Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много».

— Правда? Ты всегда меня утешаешь... Хочешь еще тортика?

— Как поживает твоя воспитанница?