Миссис Больфем

Миссис Коммек уже мчалась впереди и, когда они вошли, уже тащила из большого шкапа к кровати две коробки для платьев. Ее лицо пылало и носило следы слез, но она была одной из тех домовитых и деятельных женщин, которые возбуждаются автоматически от каждого происшествия и действуют тогда, когда другие раздумывают. – Рада, что и вы пришли, – сказала она Алисе, – откройте ящики, я вытащу все необходимое. Конечно, нелепое обвинение будет снято через день-два, но всё-таки… Ну, а если они все там, в Добтоне, идиоты, мы можем снова прийти сюда и уложить чемодан. Тащить его сейчас было бы бессмысленно. Сэм перевернет небо и землю, чтобы взять ее на поруки. Только надевайте ваше лучшее платье, Энид, и наденьте вуаль, чтобы они, там, не могли вас «щелкнуть» моментально.

Пока она лепетала без умолку, миссис Больфем, ум которой еще никогда не работал с большей ясностью, прошла в ванную комнату и вылила содержимое одного, очень невинного пузырька в раковину умывальника. Она боялась Бродрика больше, чем окружного прокурора, который, в конце концов, был другом ее мужа и фактически питался политическими крохами от этой расточительной, но заботливой руки. Она вспомнила, что всегда была приветлива с ним (по желанию своего мужа, так как смотрела на него, как на ничтожество), когда он обедал у них, и была уверена, что тайно он будет ей покровительствовать, каков бы ни был его прямой долг. Кроме того, он был из тех, кто шипел при одном упоминании о Краусе, и охотно, особенно с начала войны, вышвырнул бы его из общины.

Миссис Больфем была блестящей представительницей того типа, который пользуется непоколебимым восхищением и преданностью своего пола и потому соответственно доверяла своим друзьям. Она вызывала в женщинах лучшие чувства так же, как и они в ней. И потому ей не пришло в голову ни закрыть за собой дверь, ни оглянуться назад. Алиса Кромлей стояла перед письменным столом и, взглянув в зеркало, видела, как Миссис Больфем вылила что-то из пузырька и выполоскала его. Подозрения Бродрика, касавшиеся стакана с лимонадом, вспыхнули в уме молодой художницы, и с этой минуты, она поверила в виновность миссис Больфем.

Хотя руки ее дрожали, она достала из ящиков, пахнувших лавандой, строго целомудренное белье главы Эльсинора и, как только коробки были уложены, поспешно прикрепила Миссис Больфем ее вуаль и приколола ее так крепко, что не было возможности обменяться новыми поцелуями. Она не представляла себе конечной цели этого, но не могла поцеловать женщину, которую подозревала в убийстве и которую, весьма возможно, она будет принуждена выдать. Вдруг сделавшись молчаливой, будто у нее на совести ныло собственное преступление, которое надо было скрыть, она пошла с миссис Больфем к карете, чтобы помочь ей избавиться от толпившихся корреспонденток, из которых она узнала многих. Они по очереди надоедали ей, решив извлечь какой-нибудь материал для статьи в утреннем выпуске.

20

С быстротой вихря, миссис Больфем была доставлена в Добтон; ей казалось, что сама она – центр этого смерча. Вслед за их автомобилем неслись три экипажа с представителями прессы, которые высадились перед Судом в Добтоне, чтобы успеть приготовить свои камеры. Другие корреспонденты, мужчины и женщины, стояли перед запертыми воротами тюрьмы, некоторые с аппаратами в руках. Но еще раз читатели были принуждены удовольствоваться возбуждающей статьей, иллюстрированной только фигурой высокой черной мумии.

Миссис Больфем прошла мимо них, до боли стиснув руки под своей вуалью, хотя спокойная и равнодушная по внешности. Женщины были в восторженном возбуждении, мужчины удивлялись, но одобряли ее не более, чем всегда. Их «настоящая» женщина плачет, когда находится в затруднении, и краснеет и дрожит, когда мужчина избирает ее утехой своей жизни.

Смотритель и его жена, только недавно переехавшие в свою новую квартиру, оставили ее не только безропотно, но даже с необычайным волнением – что за благословенная перспектива не слышать дьявольских криков пьяниц и не видеть угнетенных грешников из финансового мира.

Двери со звоном закрылись, миссис Больфем поспешно поднялась по лестнице и была все еще достаточно спокойна, чтобы вскрикнуть от удивления и поблагодарить жену смотрителя, миссис Ларк, когда увидала, что на столе и подоконниках стояли цветы.

– Я так и предполагала, что вы выдержите все это, – сказала миссис Ларк с гордостью. – Будьте, как дома. В мгновенье ока я приготовлю завтрак.