Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]

Воспретив доставку газет и иной корреспонденции, Уильям Эндру и доктор Бромлей обеспечили себя с этой стороны. Однако Долли могла отлучиться из Проспект-Хауз, не предупредив никого, так как чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выйти из дома, хотя, собственно говоря, на это и не последовало разрешения доктора. А потому нельзя было более медлить и следовало привести в исполнение принятое решение сообщить Долли в возможно скором времени о полном отсутствии всякой надежды на возвращение «Франклина».

Между тем миссис Брэникен вслед за разговором с Уильямом Эндру решила отлучиться из дома, не предупредив о том свою прислугу, которая могла начать уговаривать ее, чтобы она никуда не ходила. Хотя прогулка ее не могла представлять никакой опасности при настоящем состоянии ее здоровья, но она могла повлечь за собой весьма тяжелые последствия в том случае, если бы ей пришлось узнать неожиданно без предварительной подготовки всю горькую истину. Долли намеревалась навести справки о Захе Френе.

Одна мысль неотвязно была у нее в голове с того времени, как она узнала имя матроса.

«Его тогда не оставили, — думала она. — Несомненно, это так! Ему выдали в награду некоторую сумму денег, а я лично не могла участвовать в этом. Зах Френ пять или шесть недель тому назад отправился в плавание. Но, быть может, у него есть семья, жена, дети, и, вероятно, люди они небогатые! Обязанность моя навестить этих людей, помочь им, обеспечить им достаток! Я повидаюсь с ними и сделаю для них все, что обязана сделать!»

Мог ли Уильям Эндру отсоветовать миссис Брэникен выполнить этот долг, основанный на чувствах признательности и любви к ближнему, даже в том случае, если бы она и пожелала выслушать мнение его по этому вопросу?

В девять часов утра, 21 июня, Долли незаметно вышла из дома. Она была в трауре по своему ребенку, умершему, как она полагала, около двух месяцев тому назад. Глубоко взволнованная, переступила она, совершенно одна, без провожатых, порог своего дома, чего с ней давно уже не бывало.

Стояла превосходная погода; было жарко, как обыкновенно бывает в эти первые недели лета в Калифорнии, хотя зной умерялся ветром с моря.

Миссис Брэникен шла между заборами верхнего города. Вся поглощенная мыслью о том, что ей предстоит сделать, она не замечала всех тех перемен, которые произошли в этом квартале, — некоторых недавних построек, которые, казалось, должны были обратить на себя внимание. Во всяком случае, она вынесла весьма смутное представление о них. Впрочем, все эти изменения не были сами по себе настолько значительны, чтобы могли помешать ей отыскать дорогу, ведущую к бухте. Она не замечала удивления на лицах некоторых бывших ее знакомых при встрече с ней. Долли почувствовала непреодолимую потребность зайти по пути в католическую часовню, которую прежде усердно посещала. Обедня только что начиналась, когда она опустилась на колени в темном углу часовни. Она вся ушла в молитву — за мужа, ребенка и всех тех, кто были ей дороги.

Уходя, она заметила некоторые перемены внутри часовни. Ей показалось, что произведены какие-то перестройки в алтаре, перед которым она прежде опускалась на колени. Алтарь этот казался богаче, более современной архитектуры и как бы более выдвигался вперед. Разве часовня была недавно перестроена и расширена?.. Впечатление это было, однако, мимолетное, и оно вскоре рассеялось, как только миссис Брэникен начала спускаться по улицам торговой части города, весьма оживленной уже в то время дня. Однако истина могла раскрыться на каждом шагу: какая-нибудь афиша с обозначением времени, расписание железнодорожных поездов, отправления пароходов по Тихому океану, какое-либо объявление о предстоящем представлении, с обозначением на нем 1879 года. И тогда Долли сразу могла бы понять, что Уильям Эндру и доктор Бромлей обманывали ее и психическое расстройство ее продолжалось четыре года, а не несколько недель. А отсюда один лишь шаг к тому, чтобы узнать, что «Франклин» покинул Сан-Диего четыре года, а не два месяца тому назад, и если все скрыли от нее, то единственно потому, что Джон еще не вернулся обратно и ему не суждено было никогда вернуться! В то время как она быстро шла к портовым набережным, ей пришло вдруг в голову пройти около дома Лена Боркера; а для этого надо было только сделать небольшой крюк в сторону.

— Бедная Джейн, — проговорила она тихо, про себя.

Дойдя до конторы на Флит-стрит, она с некоторым трудом отыскала это помещение, что вызвало в ней чувство не только удивления, но и смутного, тревожного беспокойства.

И действительно, вместо знакомой ей узкой и мрачной постройки возвышался громадный многоэтажный дом англосаксонской архитектуры с высокими решетчатыми окнами в нижнем этаже. Над крышей высился фонарь, а над ним развевался флаг, на полотнище которого красовались начальные буквы Н. W. У входной двери висела доска, на которой было начертано золочеными буквами:

Harris Wadanton & C°.