Миссис Бреникен: Роман. Рассказы

Случай привел их вновь в обширную залу, где пришлось провести страшную ночь. Там они застали Захариуса и Питтоначчо мирно беседующими: один, похожий на окоченевший труп,— стоял, другой — присел возле мраморного столика.

Мастер Захариус, едва заметив Жеранду, взял ее за руку и подвел к Питтоначчо со словами:

— Вот твой хозяин и повелитель, дочь моя! Вот твой супруг, Жеранда!

Девушка задрожала всем телом.

— Никогда! — воскликнул Обер.— Она моя суженая!

— Никогда! — отозвалась жалобным эхом Жеранда.

Питтоначчо захохотал.

— Стало быть, вы хотите моей смерти? — закричал старик.— Здесь, в этих часах, последних из созданных мной, единственных, продолжающих свой ход, и заключена моя жизнь. Этот человек сказал: «Отдашь мне дочь, и часы будут принадлежать тебе!» Он хочет их уничтожить, а меня ввергнуть в небытие! О, моя дочь, ты не будешь больше меня любить!

— Отец! — прошептала Жеранда, до которой дошел наконец смысл его слов.

— Если бы ты знала, как страдал я здесь, вдали! — вновь заговорил старик.— Может, и не нянчиться с этими часами? Оставить их пружины, колеса и шестеренки — пусть изнашиваются! Но своими собственными руками я должен поддержать их здоровье, столь дорогое мне, ибо я не могу умереть, я, великий женевский часовщик! Смотри, моя дочь, как эти стрелки уверенно продвигаются вперед! Слушай, сейчас прозвонит пять часов! Будь внимательна и читай прекрасное наставление, которое предстанет сию минуту пред твоими очами.

На часовенке прозвонило пять с каким-то невероятным треском, болезненно отозвавшимся в девичьей душе, и над циферблатом возникли слова, начертанные красными буквами:

«Должно вкушать плоды с древа познания».

Обер и Жеранда взглянули друг на друга в оцепенении. То не были больше ортодоксальные католические максимы, прежде появлявшиеся на часах. Вероятно, их коснулось дыхание сатаны! Мастер Захариус словно ничего не замечал.

— Ты слышишь, моя Жеранда? Я жив, я существую еще! Прислушайся к моему дыханию!.. Видишь, как кровь циркулирует в моих венах!.. Нет, ты не хочешь смерти своего отца и согласишься стать супругой этому человеку! Тогда я стану бессмертным и достигну наконец могущества Бога!

Старая Схоластика, содрогнувшись от подобного святотатства, перекрестилась, а Питтоначчо издал радостный рык.

— Ты будешь счастлива с ним, Жеранда,— продолжал Захариус.— Видишь этого человека, он — само Время! Твое существование будет выверено с абсолютной точностью! Девочка! Я дал тебе жизнь, а теперь ты даруй ее отцу!

— Жеранда,— прошептал Обер,— ведь я твой суженый!

— Но мой отец!..

— Она — твоя, Питтоначчо,— проговорил часовщик.— Теперь ты сдержишь свое обещание!

— Вот ключ от часов,— откликнулся мерзкий старикашка.

Мастер схватил этот длиннющий предмет, напоминающий размотанную змею, бросился к часам и принялся заводить их с бешеной скоростью. Невероятный скрежет пружин ударял по нервам, а старый часовщик все поворачивал и поворачивал ключ, и казалось — не по своей воле. Движения мастера становились быстрее и судорожнее, пока он совсем не лишился сил.

— Вот завод на целый век! — прокричал часовщик.

Обер опрометью бросился из залы. После долгих блужданий он нашел наконец выход из проклятого лабиринта. Юноша возвратился в святую обитель Нотр-Дам-дю-Секс и поведал отшельнику всю историю с такой горестной безнадежностью, что старец согласился отправиться с ним в замок Андернатт.

Между тем, пройдя сквозь страшные испытания, Жеранда точно окаменела, все ее слезы были давно выплаканы.

Захариус по-прежнему оставался в зале, то и дело прислушиваясь к равномерному ходу своих часов.

Наконец пробило десять, и, к ужасу старой Схоластики, в медной рамке появились слова:

«Человек может стать равным Богу».

Старик не только не был обескуражен подобным кощунственным изречением, но читал его с исступленным восторгом, находя особое удовольствие в своей гордыне и греховных мыслях. Питтоначчо не оставлял его.

Церемония бракосочетания должна была произойти в полночь. Бедная Жеранда ничего больше не видела и не слышала. Тишина вокруг лишь изредка нарушалась бормотанием мастера да подвыванием Питтоначчо.

Пробило одиннадцать. Часовщик вздрогнул и прочел зычным голосом новое богохульство:

«Человек обязан быть рабом науки и ради нее пожертвовать всем».

— Да,— воскликнул он,— в мире нет ничего, кроме науки!

Стрелки часов поползли по железному циферблату со змеиным шипением, а удары становились все лихорадочнее.

Мастер Захариус не проронил больше ни слова! Внезапно он рухнул на землю, и страшный хрип вырвался из его сдавленной груди. Можно было разобрать только отдельные слова: «Жизнь! Наука!»

Свидетелями ужасной сцены стали Обер и святой отшельник: мастер Захариус лежал на земле, Жеранда, еле живая, молилась...

Внезапно раздался сухой щелчок, всегда предшествующий бою часов.

Мастер Захариус вскочил:

— Полночь!

Отшельник протянул руку к часам... и они не прозвонили.