– Сначала, – сказал Никодимус, – я подумал, что это потому что им не нравилось, что мы крадем еду. Но это с трудом можно было назвать кражей – это были отходы, и все, что они с ними делали – это отвозили в городскую переработку. Так чем мы навредим, съев немного? Конечно, есть люди, которым крысы просто не нравятся, не важно, вредят они или нет.
– И мыши тоже, – добавила миссис Фрисби.
– Точно, – сказал Никодимус. – Хотя, думаю, не так сильно, как крысы. В любом случае причина была вовсе не в этом; но настоящую причину я понял не сразу. Что касается побега – это тоже случилось гораздо позже.
Нет, я был плотно и сложно связан, запутавшись в сетке, я был абсолютно беспомощен (продолжил Никодимус). Когда человек, державший ее, увидел, что поймал четырех крыс, он потянул за шнурок, завязавший ее. Он отложил сетку и взял другую, пустую. Он пошел на площадь, оставив нас лежать там. Я попытался прогрызть сетку, но веревки были сделаны из какого-то пластика, твердого, как проволока.
Шум и суета начали постепенно утихать; полагаю, крысы на площади либо сбежали, либо были пойманы. Я слышал, как один человек сказал другому: «Думаю, это много». Кто-то передвигал фонарь то в одну, то в другую сторону, обыскивая остальную часть рынка.
– Никого не видно.
– Мы можем спрятаться и подождать еще волну.
– Другой волны не будет. Не сегодня. Возможно, еще четыре или пять ночей.
– Молва распространяется.
– Ты думаешь, они общаются? – Это был третий голос.
– Еще бы, они общаются. А в следующий раз, когда они придут, будь уверен, что они осторожно обследуют место. Нам повезло. Крыс не трогали несколько лет. Они стали менее внимательными.
– Сколько заказала лаборатория? – Кто-то по одному выключал фонари.
– Шестьдесят. Сколько у нас?
– Около того. Может больше.
– Давайте загрузим.
Через минуту или около того я почувствовал, что меня подняли; раскачивая туда-сюда, меня с тремя несчастными несли к белому фургону, который я видел раньше. Его задние дверцы были открыты, внутри горел свет. Я смог увидеть, что внутри он был одной большой проволочной клеткой. Туда и положили нашу сетку; человек развязал веревку, и бросили нас на пол, покрытый опилками. Остальные сетки точно так же опустошались по одной; через несколько минут нас набралась порядочная толпа, все были в большей или меньшей степени ошеломлены и все (и я не был исключением) боялись. Клетка была закрыта, дверцы тоже, а свет погас. Я слышал, как завелся мотор фургона; через секунду пол подо мной покачнулся. Мы двигались. Куда они нас везли? Зачем?
Потом в темноте я услышал за собой голос.
– Никодимус? – Это был Дженнер.
Представьте, как я рад был его видеть. Но мне было одновременно и очень жаль.
– Дженнер. Я подумал, что, может быть, тебе удалось сбежать.
– Я был в последней сетке. Мне показалось, что я видел тебя на полу.
– Куда мы едем?
– Я не знаю.
– Что такое лаборатория?
– Лаборатория.
– Да, но что это?
– Не знаю. Я только что где-то услышал это слово.
– Ну, думаю, туда мы и едем. Что бы это ни было.
Фургон раскачивался в темноте, мчась сначала по ухабам улиц, а потом с большей скоростью по гладкой дороге. Сзади не было окон, поэтому невозможно было увидеть, куда мы ехали – да и в любом случае я бы не понял, потому что никогда не был дальше двенадцати кварталов от дома. Думаю, мы ехали около двух часов, но может и меньше, прежде чем фургон затормозил, развернулся и, наконец, остановился.
Задние дверцы вновь открылись, и сквозь проволочную стену клетки я увидел, что мы приехали к зданию, очень современному, из белого камня и стекла. Оно было квадратным и большим, около десяти этажей. Наступила ночь, и в большинстве окон было темно, но платформа, к которой приехал наш фургон, была освещена, и нас там ждали люди.
Дверь открылась, вышло трое. Один из них толкал тележку с маленькими проволочными клетками. Человек позади него был одет в плотный халат, ботинки и толстые резиновые перчатки. На третьем человеке были очки в роговой оправе и белый халат. Очевидно, он был главным.
Люди из фургона, те, кто поймали нас, теперь присоединились к людям из здания.
– Сколько вы поймали? – спросил человек в белом халате.
– Трудно посчитать, они все время движутся. Но я думаю, между шестьюдесятью и семьюдесятью.
– Хорошо. Никаких проблем?
– Нет. Было просто. Они почти ручные.
– Надеюсь, что нет. Ручных у меня достаточно.
– О, они довольно подвижные. И выглядят здоровыми.
– Давайте их вытащим.
Тогда человек в перчатках и ботинках надел сетчатую маску на лицо и залез к нам. Он открыл маленькую защелку позади нашей клетки; человек снаружи подносил открытую маленькую клетку, так, одного за другим нас поместили в индивидуальные камеры. Некоторые крысы огрызались и пытались укусить; но ни я, ни Дженнер даже не предпринимали попыток, это было напрасно. Когда все закончилось, человек в белом халате сказал: «Шестьдесят три, хорошая работа». Человек из фургона ответил: «Спасибо, доктор Шульц». Нас перенесли на тележку и повезли в здание.
Доктор Шульц. Тогда я не знал, что буду его пленником (и учеником) последующие три года.