Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Но на самом деле он понятия не имел о том, как его будут встречать и как пройдут для него все въездные формальности. Он предполагал, что будет много шума и всяческих церемоний — но никак не догадывался, сколько шума и церемоний ему предстоит. Впрочем, в том, что никто не потребует от него личных документов и верительных грамот до момента вручения этих последних президенту в Белом Доме, он не сомневался. Он знал также, что и его свита — секретарь, шофер, камердинер и прочие — будут приняты с таким же вниманием к ним самим и пренебрежением к их документам. Следовательно, вероятность того, что кто-то обратит внимание на мальчика, очевидно следующего вместе с ним, очень мала, — особенно если мальчик не скажет ничего лишнего и будет вести себя как следует, как заверяла миссис Харрис.

— Так вы поможете нам? — умоляюще спросила миссис Харрис. — Поможете, ведь правда? Вы полюбите Генри, как только увидите. Он такой славный мальчуган!

Маркиз помахал рукой в воздухе:

— Тшш! Тише! Дайте минутку подумать.

Миссис Харрис немедленно закрыла ротик на замок и села на краешек золоченого стула, чинно сложив руки на коленях, с тревогой глядя на маркиза. Ее острые глазки в этот момент потеряли всю свою обычную хитрость (чтобы не сказать нахальство) — в них осталась лишь тревога и мольба.

Величественный аристократ напротив нее думал, как и сказал — но сейчас работала не только и не столько его голова, сколько сердце.

Поразительно, как миссис Харрис удавалось заставить людей чувствовать то же, что и она. В Париже она сумела передать ему, как она любит цветы и тянется к красоте — к тому же знаменитому платью от Диора; сейчас просто и искренне заставила его почувствовать ее привязанность и сострадание к брошенному ребенку. На свете были миллионы голодных, угнетенных, брошенных детей — и Господи прости, как часто мы вспоминаем о них? А вот эта женщина заставила его думать сейчас об одном мальчишке, который вечно жил впроголодь, котором доставались бесчисленные подзатыльники от каких-то неведомых Гассетов, — о мальчишке, которого маркиз никогда не видел и никогда, скорее всего, не увидел бы. Какое отношение мог иметь этот мальчишка к нему, богатому аристократу, дипломату, светскому льву? Глядя на съёжившуюся на краешке стула миссис Харрис, взволнованную, с раскрасневшимися щечками-яблочками (немного увядшими, но румяными), на ее жидковатые волосы, на натруженные руки, маркиз понял, что этот неизвестный мальчик имеет к нему самое непосредственное отношение.

В свое время, в Париже, миссис Харрис доставила маркизу немало приятных минут, беседуя с ним о том и о сем; мало того, самое назначение маркиза послом Франции было в некотором смысле ее заслугой, ибо именно она подтолкнула его к тому, чтобы он назначил на важный пост в Кэ д'Орсэ — Министерстве внешних сношений — мужа ее парижской знакомой, мсье Кольбера. Кольбер за какой-то год доказал, что более чем заслуживает этот пост. В свою очередь, открытие столь перспективного дипломата было зачтено в немалую заслугу маркизу, став свидетельством его талантов руководителя и, в конечном счете, явно сыграв заметную роль в его новом назначении.

И кроме того, миссис Харрис живо напоминала ему о днях юности, когда он учился в Оксфорде, и такая же простая уборщица, с таким же острым языком и добрым сердцем, не раз поддерживала его в чужой стране.

«Какая она славная женщина, эта миссис Харрис, — подумал де Шассань, — и как мне повезло, что я познакомился с ней. Удивительно, как хорошо чувствовать, что ты в состоянии кому-то помочь. Это словно возвращает молодость…»

В самом деле, подумал маркиз, кем он был до назначения на пост посла? Стариком, уже собравшимся покинуть этот мир, занятым лишь воспоминаниями о прожитой жизни и пытающимся в последний раз вкусить хотя бы самые простые радости жизни. А теперь он полон сил и отнюдь не собирается умирать в ближайшее время.

Есть у старости, в особенности у старости, увенчанной титулами и почестями, одна приятная сторона: люди начинают немного тебя побаиваться. А это значит, хмыкнул он про себя, что почти всегда ты можешь вытворять то, что придет в голову — никто и словечка не скажет… Эта последняя мысль привела его к выводу: что плохого в желании помочь хорошему человеку? Ничего. И худа от того не будет. И, наконец, что может произойти при столь гениально простом плане?..

— Хорошо, — заключил он. — Я помогу вам, миссис Харрис.

На сей раз миссис Харрис не стала рассыпаться в благодарностях — вместо этого она с прежним хитрым блеском в глазах ухмыльнулась ему:

— Я так и думала, по правде сказать. Уж больно хороша проделка. Да не волнуйтесь — я его умою, причешу и объясню, что и как делать. Можете на него положиться — он умен как чертенок. Говорит мало, но уж как скажет — так в самую точку.

Маркиз не выдержал и улыбнулся.