Миссис Харрис едет в Париж. Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Вечером, когда, наконец, миссис Харрис была обмерена и куски муслиновой выкройки сметаны по фигуре, во всех уголках гигантского заведения знали историю лондонской уборщицы, скопившей деньги из своих заработков и приехавшей в Париж купить себе платье от Диора. Миссис Харрис становилась знаменитостью. Служащие Дома Диор, от самых младших до самых старших, находили предлог пройти или пробежать мимо примерочной кабинки, где находилась удивительная англичанка.

А позже, когда миссис Харрис в последний раз надела платье-модель, сама Наташа в прелестном коктейльном платье – она готовилась к вечернему выходу в свет – зашла туда и не увидела ничего ни необычного, ни гротескного в фигуре уборщицы в удивительном платье, потому что она уже знала историю миссис Харрис и, конечно, была ею тронута. Она поняла миссис Харрис.

– Я рада, что вы выбрали именно это платье, – просто сказала она.

– А мне ведь еще к этому мистеру Фовелю ехать, – вспомнила миссис Харрис. – Он мне адрес-то дал, а вот как ехать, я не знаю.

И первый, кто вызвался ей помочь, была – вы не поверите! – Наташа.

– У меня машина. Маленькая, правда. Я вас подвезу – давайте адрес.

Миссис Харрис отдала ей карточку: «№ 18, рю Денекен». Наташа сморщила прелестный лобик:

– Мсье Андре Фовель, – повторила она. – Кажется, я уже где-то слышала это имя…

Мадам Кольбер терпеливо улыбнулась.

– Это всего лишь наш главный бухгалтер, шерú[12], – объяснила она. – Он еще выдает вам зарплату…

– Тьен![13] – засмеялась Наташа. – Да, за это человека и полюбить можно!.. Итак, мадам Харрис, когда вы освободитесь, я вас к нему отвезу.

9

Вот так в седьмом часу вечера миссис Харрис оказалась в маленькой спортивной «симке» Наташи, сражавшейся с потоками машин на площади Этуаль и затем по широкой ленте авеню де Ваграм катившей к дому мсье Фовеля. Телеграмма в Лондон с просьбой присмотреть за клиентами миссис Харрис на время ее отсутствия уже была отправлена. Она была рассчитана на то, чтобы потрясти миссис Баттерфилд до глубины души. Телеграмма из Парижа!.. Впрочем, на самом деле миссис Харрис мало об этом думала: она исследовала Рай.

Номер восемнадцать по рю Денекен оказался маленьким двухэтажным домиком с мансардой, построенным в прошлом веке. Когда Наташа и миссис Харрис позвонили, мсье Фовель крикнул из глубины дома: «Антре, антре! Входите!» Он-то думал, что англичанка приехала одна. А женщины вошли в незапертую дверь и оказались в доме, который пребывал в состоянии первозданного хаоса. Впрочем, такое состояние было вполне естественно: чего ждать, если сестра холостяка, уезжая, оставляет точные инструкции приходящей уборщице – а та, естественно, выбирает именно этот момент, чтобы заболеть.

Толстый слой пыли, нетронутой целую неделю; всюду разбросаны книги и одежда. Не требовалось особого воображения, чтобы представить гору немытой посуды в мойке, грязные кастрюли и сковородки на плите, неубранные постели и устрашающую ванну. Никогда еще ни один мужчина не приходил в такое смятение при виде гостей. Его честный шрам контрастно белел на пунцовом от смущения лице (а надо сказать, что вообще-то шрам не только не портил его, но даже служил к его украшению).

Заикаясь и суетясь, мсье Фовель бормотал:

– О, нет… нет… мадемуазель Наташа… чтобы именно вы… именно вы… но я не могу позволить вам войти… и я, который отдал бы все, чтобы вы оказали мне эту честь… то есть я хочу сказать, я жил один целую неделю… мне так стыдно…

Миссис Харрис, разумеется, не усмотрела ничего необычного в состоянии дома. Все как дома, в Англии, где решительно все квартиры, в которых она работала, выглядели именно так.

– Ну полно, полно, голубчик, – бодро сказала она. – О чем шум-то? Я сейчас все приберу, оглянуться не успеете. Покажите только, где тут у вас щетки, дайте ведро, тряпку…

А Наташа – Наташа сквозь грязь и беспорядок видела дом крепких буржуа. Прочная и удобная мебель: плюшевая софа, шкаф со множеством безделушек, большие, в рамках, фотопортреты деда и матери мсье Фовеля в жестких костюмах начала века, клавесин в одном углу, кадка с фикусом в другом; кружева на подушечках, мягкие шторы из шенилла[14] и мягкие, даже слишком мягкие, стулья. Это был комфорт без роскоши и изящества – и сердце Наташи рванулось к нему. Это был дом, в каком ей не приходилось бывать с тех пор, как она покинула свой собственный дом в Лионе.

– О, пожалуйста, – закричала она, – прошу вас, могу я остаться и помочь вам? Вы позволите мне, мсье?

Мсье Фовель зашелся в извинениях.

– Но мадемуазель… чтобы именно вы… и в этом свинарнике… я умру от стыда… чтобы вы портили свои ручки… я не могу этого позволить…

– Фу ты! Да полно вам, голубчик! – перебила миссис Харрис. – Вот уж точно, не только у нас мужчины ничего не понимают. Вы что, не видите, что девочка ХОЧЕТ помочь? Так что не путайтесь под ногами и дайте нам прибраться.