Миссис Харрис едет в Париж. Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Впервые она почувствовала себя маленькой рядом с гигантским мегаполисом. Лондон был большим серым городом, раскинувшимся даже шире Нью-Йорка, но он не заставлял человека чувствовать себя таким крохотным, незначительным, потерянным. В Лондоне можно было ходить с гордо поднятой головой. А тут небо заслоняли невероятные громады небоскребов, каждый из них был увенчан флагом, сверкающим шпилем или дымным плюмажем – глаз отказывался охватить все это разом. Что это за мир, и кто они – его обитатели, которые воздвигли эти поражающие воображение башни? По улицам-каньонам грохотали фургоны и автобусы, грузовики с прицепами, огромные трейлеры, непрерывно сигналящие параноидальные такси, свистели полисмены, гудели суда в гавани – и среди всего этого невозможного Вавилона стояла неустрашенная им миссис Харрис.

Был район, прорезанный 135-й улицей и Ленокс-авеню, – район, известный как Гарлем. Все Брауны, разысканные здесь, соответствовали своему имени – они были действительно шоколадного цвета[29], но, впрочем, отнеслись с полным сочувствием к поискам миссис Харрис. Некоторые из них в войну служили в частях армии или ВВС, расквартированных в Британии, – для них встреча с миссис Харрис стала напоминанием о временах, когда все люди были равны перед нацистскими бомбами и когда цвет кожи значил куда меньше, чем храбрость. Один из гарлемских Браунов, расчувствовавшись, пригласил ее выпить с ним джину. Впрочем, никто из них никогда не был женат на Пенси Котт.

Благодаря Браунам из Брайтона, где белые барашки волн набегают на берег, миссис Харрис познакомилась с восточной границей города и страны и погуляла в шумном парке на Кони-Айленде. Тамошний Браун оказался зазывалой в балагане с «женским шоу». Это был высокий здоровяк в яркой шелковой рубашке и соломенной шляпе-канотье, обладатель горящих глаз, невольно приковывавших к себе внимание, – он торчал на балкончике балагана, украшенного не слишком художественными плакатами, изображающими девиц, не обремененных избытком одежды, и зычно расписывал соблазны, ожидающие почтеннейшую публику на замечательном представлении.

Сердце миссис Харрис упало, когда она подумала, что этот человек может оказаться отцом Генри. Впрочем, нельзя сказать, чтобы вульгарность предлагаемых парком увеселений особенно оттолкнула ее – крики зазывал, хлопки ружей в тирах, громыхание «русских горок» и жестяная какофония карусельной музыки живо напомнили ей о Ярмарочном поле в Баттерси и любых других английских ярмарках – только тут все было раза в два больше, громче и суетливее.

В промежутках между своими призывами Джордж Браун, балаганный зазывала, сочувственно выслушал рассказ англичанки и, когда она завершила повествование, сказал:

– Нет, это не я. Хотя хотел бы я встретить того поганца и расквасить ему физиономию. Это то, что называется «поматросил и бросил». Знаю я таких.

Миссис Харрис горячо защищала безвестного отца Генри, но зазывала скептически отнесся к ее защитительной речи.

– Вот что я вам скажу, мадам, – заявил он, – никогда не верьте солдатам. Уж я-то их знаю.

Этот мистер Браун никогда не бывал в Англии, хотя оттуда была его бабка, что делало их с миссис Харрис если не соотечественниками, то по крайней мере не чужими людьми. Поэтому Браун пригласил миссис Харрис:

– Не желаете познакомиться с нашими девочками? Славные малышки, правда. Я пущу вас на шоу бесплатно, а потом проведу в гримерную.

И миссис Харрис не без удовольствия провела полчаса, созерцая «малышек», которые прыгали, скакали, исполняли гавайский танец хула и другие подобные номера. А после представления Браун провел ее за кулисы, и миссис Харрис познакомилась с артистками – и увидела, что они, как и говорил зазывала, были славными веселыми девушками, не склонными переоценивать свое искусство, вполне скромными и с куда более культурной речью, чем та пересыпанная скверными выражениями, которой щеголяли многие завсегдатаи приемов у Шрайберов, включая дам. Это был интересный вечер, хотя он и не продвинул ее в поисках отца мальчика – впрочем, зазывала обещал, что сообщит ей, если встретит где-нибудь нужного Джорджа Брауна.

Миссис Харрис пришлись по душе многие районы Бруклина по ту сторону Гудзона – здесь было потише, стояли стена к стене старомодные бурые дома, точно горошины в переспелом стручке. Эти улицы, иногда даже затененные деревьями, напомнили ей далекий Лондон.

Она обходила всех Браунов по порядку; так она нашла, например, еще шипшандлера[30] Джорджа Брауна, жившего над своей лавкой в порту, в Нижнем Ист-Сайде. Здесь она вновь ощутила себя крошечной букашкой среди небоскребов – но здесь были еще мощеные тротуары, пахло смолой и пряностями, во всей красе открывались арочные пролеты и паутина тросов Бруклинского и Вильямсбургского мостов, по которым грохотали электропоезда и двигались с гулом и гудением машины – казалось, был слышен голос самих эстакад.