Миссис Крэддок. Покоритель Африки

Наступило нестерпимо унылое время. Дни были серыми и холодными, тучи висели так низко, что до них, казалось, можно дотронуться рукой. Широкие поля, что прежде радовали глаз, сейчас лишь наводили тоску, и все сельские пейзажи отпечатывались в мозгу Берты с безжалостным повторением. День за днем, неделю за неделей она видела одно и то же. Она смертельно скучала.

Иногда Берта шла на побережье и смотрела на пустынное водное пространство. Ей хотелось странствовать, как странствовали ее взгляд и разум — на юг, за пасмурный горизонт, к лазурным небесам, прекрасным землям и солнечному свету. К счастью, она не знала, что смотрит почти точно на север и что если бы двинулась в желаемом направлении, то оказалась бы не в жарких южных краях, а на Северном полюсе.

Берта бродила вдоль берега, усыпанного бесчисленными ракушками, и, словно ей было мало нынешних переживаний, изводила себя мыслями о будущем. Воображение рисовало еще большие терзания и ужасающе мрачное однообразие дней. Когда она представляла эти картины, в висках начинала пульсировать боль. Берта возвращалась домой, с отвращением думая о том, что предстоит провести еще один нудный вечер.

Берту снедало беспокойство. Она возбужденно ходила по комнате, словно металась в настоящей лихорадке. Садилась за фортепиано и прекращала играть после первых же тактов — музыка утратила смысл, как и все остальное. Берта пробовала то одно, то другое. Пыталась читать, но с трудом заставляла себя взяться за новую книгу; вид печатных страниц был ей неприятен. Исторические и научные книги повествовали о скучных материях, в романах описывались события и люди, до которых ей не было ни малейшего дела. Берта пробегала глазами несколько страниц и с омерзением захлопывала книгу, а затем снова выходила из дома — любое занятие казалось более интересным, чем то, которое она только что бросила. Она быстрым шагом удалялась от дома, однако ходьба, пейзажи, вся атмосфера в целом дико утомляли ее, и почти сразу же она поворачивала обратно.

Берта заставляла себя кружить одними и теми же маршрутами изо дня в день. Безлюдные дороги, деревья, изгороди, поля настолько въелись в ее измученный разум, что она стала ходить на эти прогулки только ради моциона, просто чтобы покрыть определенное расстояние. Зимние ветра, особенно свирепствовавшие в тот год, замедляли ее шаг, мороз пробирал до костей.

Иногда Берта отправлялась в гости, и тогда ей приходилось брать себя в руки. На короткое время это приносило облегчение, но едва выйдя за дверь, она вновь ощущала безысходную тоску.

Внезапно соскучившись по людскому обществу, она рассылала приглашения на званый вечер, но по мере приближения к назначенному дню ее все больше раздражала необходимость утомительных приготовлений, и она с трудом дожидалась, когда ненавистные гости разойдутся. Долгое время Берта вообще отказывалась кого-либо принимать, ссылаясь на слабое здоровье, а в одиночестве ей порой казалось, что она сходит с ума. Она пробовала прибегнуть к молитвам как к последнему средству, но вера ее не была искренней, поэтому утешения в Боге Берта не нашла. Она сопровождала мисс Гловер в благотворительных обходах, однако терпеть не могла бедняков и их глупую болтовню.

Мучаясь головными болями, Берта сжимала виски; ей хотелось целыми клочьями рвать собственные волосы. Она бросалась на кровать и рыдала в приступах черной тоски. Как-то раз Эдвард застал ее в этом состоянии и спросил, что случилось.

— У меня так болит голова, что я готова убить себя.

Крэддок послал за доктором Рамзи, хотя Берта знала, что врачебные снадобья ей не помогут. Она утвердилась в мысли, что против ее болезни бессильны все лекарства — абсолютно все, и даже время, — за исключением смерти. Просыпаясь по утрам, она с ужасом думала о том, что нужно провести еще один день, и с нетерпением ждала ночи, надеясь, что та подарит ей несколько часов забвения. Рассудок грызла мысль о кошмарной монотонности ее будущей жизни: день за днем, месяц за месяцем, год за годом — и все это будет тянуться невыносимо медленно.

Говорят, что жизнь коротка: для тех, кто оглядывается назад, — возможно, так и есть, но для тех, кто смотрит вперед, она страшно длинна, почти бесконечна. Иногда Берта думала, что не выдержит. Она молила небо о том, чтобы заснуть и больше уже не проснуться.

Как счастливы, должно быть, те, кто надеется жить вечно! Берте же мысль о жизни без конца представлялась чудовищной. Она мечтала лишь о том, чтобы уснуть навсегда и обрести покой, раствориться в бездонной пустоте.