Миссис Крэддок. Покоритель Африки

— Я рада, что вы пришли. Нам нужно поговорить. Вы очень разозлитесь, если я вам кое-что расскажу?

— Едва ли, — улыбнулся он.

— Я хотела поговорить с вами о Люси.

Алек тут же насторожился, его расслабленность мигом улетучилась. Перед ней сидел прежний — хладнокровный и сдержанный — собеседник.

— Лучше не стоит.

Избавиться от Джулии было не так-то просто.

— А как бы вы поступили, приди она к нам сегодня?

Алек бросил на нее стремительный взгляд и ответил, тщательно подбирая слова:

— Я всегда жил по законам общества и даже не думал их нарушать. Окажись здесь Люси, я вел бы себя безукоризненно.

— И все?

Алек промолчал, а лицо его сделалось таким свирепым, что привело хозяйку в ужас. Джулия видела, с каким трудом он держит себя в руках, и искренне желала, чтобы мужественности в нем было поменьше.

— Знай вы, как сильно страдала Люси, вы бы смягчились.

Он снова посмотрел на нее — на этот раз с горечью, со злой обидой на несправедливую судьбу. Она что, думает, что он не страдал? Раз он не плакался всем и вся, она думает, ему все равно? Алек вскочил и бросился в другой конец комнаты. Ему не хотелось, чтобы эта женщина, при всей ее доброте, видела сейчас его лицо. Он не из тех, кто влюбляется в первую встречную красотку. Всю жизнь он знал свой идеал. Алек в ярости обернулся к Джулии.

— Вы не понимаете, что значила для меня любовь. Я словно прожил всю жизнь в тюрьме, а потом вошла Люси и вывела меня оттуда за руку. Впервые я дышал райским воздухом свободы.

Стиснув зубы, он вдруг оборвал свою речь. Нет, он не скажет ей, как мучился, как не желал смириться, когда нахлынула боль. Никто не узнает всю глубину его страданий, его отчаяния. Он не поддастся. Алек чувствовал, что если сейчас перестанет сдерживаться, то просто расплачется горючими слезами. На мгновение он вдруг возненавидел Джулию за то, что та раскрыла его слабость. Она же, видя его крайнее душевное волнение, отвела глаза и не проронила ни слова. С глубоким беспокойством Джулия ощущала, как тяжело даются Алеку попытки овладеть собой. Ей хотелось подойти и утешить, но Джулия знала — он не позволит. Алек будет сражаться в одиночку.

Наконец Алек взял себя в руки и снова заговорил. Теперь голос его дрожал, звучал хрипло и тихо:

— Любовь была моей единственной человеческой слабостью. Эта горькая чаша предназначалась мне — и я выпил ее до самого донышка. Я должен был понимать, что легкая и счастливая жизнь — не для меня. Для меня в этом мире есть другая работа.

Он помолчал и продолжил уже спокойнее:

— Я справился с последним искушением и теперь готов взяться за дело.

— Но разве вам не жаль себя? И подумали ли вы о Люси?

— Все, что я совершил, я совершил ради Люси — надо ли вам это объяснять? Я все еще люблю ее всем сердцем.

Голос Маккензи звучал спокойно и отстраненно, без всякой горечи. Он и правда выиграл свое сражение. В глазах Джулии стояли слезы, она не могла говорить. Алек шагнул вперед и пожал ей руку.

— Не плачьте, — сказал он с улыбкой. — Вы должны нести свет тем, кому не выпало столь радостной участи. Будьте всегда счастливы, как ребенок.

— Спасибо, я запаслась платками, — всхлипнула она и рассмеялась.

— Забудьте всю чепуху, что я здесь нес.

Он снова улыбнулся и вышел.

Дик сидел у себя в спальне и читал вечернюю газету. Джулия в слезах бросилась в его объятия.

— Ах, Дик, я так чудесно поплакала, и еще я так счастлива и одновременно в отчаянии. И наверняка у меня до сих пор нос красный.

— Дорогая, я давным-давно понял, что ты плачешь потому, что тебе единственной во всем мире это очень к лицу.

— Не будь таким грубым и бесчувственным. По-моему, Алек Маккензи — просто душка. Я хотела его поцеловать, но побоялась, что он умрет от страха.

— И правильно. Он счел бы тебя развязной и бесстыжей.

— Жаль, нельзя выйти замуж и за него тоже! — воскликнула Джулия. — Алек был бы замечательным мужем.

Глава XXI

Для Алека эти дни шли в приготовлениях к экспедиции, а для Люси — в тревожном ожидании. Два последних месяца в ее душе шла борьба. Любовь росла в ее сердце, словно могучее лесное дерево, прочным корням которого не страшны никакие бури. Приличия, стыд, здравый смысл больше ничего не значили. Люси молила, чтобы смерть милосердно избавила ее от жуткой неопределенности. Вялая и испуганная, она презирала себя за слабость. Иногда она негодовала на судьбу, которая принесла ей одни несчастья; ведь она всегда исполняла свой долг, смиренно следовала правилам — однако все, что было ей дорого, обращалось в пыль при первом прикосновении. Иногда Люси тоже думала, что не предназначена для счастливой жизни. Ей полагалось ненавидеть Алека, а она не могла. Его поступок должен был ввергнуть ее в бездну ужаса, но Люси, как ни старалась, не могла поверить в его лживость и трусость. Она твердо вознамерилась сдержать данное Роберту Боулджеру слово, однако тот сам вернул ей свободу.

Как-то раз он зашел к ней и, немного поболтав о пустяках, выпалил:

— Люси, я прошу у тебя разрешения расторгнуть нашу помолвку.

Сердце девушки чуть не выпрыгнуло из груди, и она мелко задрожала. Бобби продолжал: