Миссис Крэддок. Покоритель Африки

— Вы держитесь молодцом, хозяин, — сказал фермер Джонс, знавший Эдварда еще бедняком.

— Я-то? — засмеялся Крэддок. — Уж кому-кому, а мне все про это известно. Посмотрите, сколько телят я принял. Между прочим, за все время, что я развожу скот, у меня лишь раз или два корова не растелилась. Ладно, пойду погляжу, как там моя женушка. До свидания, миссис Джонс.

— Чем мне нравится наш хозяин, так это своей простотой, — заметила жена фермера. — Ни капельки не чванлив и не побрезгует выпить с тобой чашку чая, хоть и выбился в господа.

— Да уж, лучший сквайр за последние тридцать лет, — подтвердил Джонс. — И верно говоришь, голубушка, всегда прост и приветлив, не то что его половина.

— Ну, она еще молоденькая, — ответила миссис Джонс. — Правду люди говорят: теперь он настоящий хозяин. Научит жену, как себя вести.

— Да уж, спуску не даст. Крэддок не потерпит всяких глупостей.

Эдвард шагал по дороге, помахивая тростью, насвистывая и разговаривая с собаками, которые бежали следом. Он был настроен на лучшее и надеялся, что забивать лучшую корову в стаде не придется. Своей интуиции Крэддок доверял больше, чем ветеринару: животное обязательно поправится.

Он миновал подъездную аллею Корт-Лейз, радуясь тому, что молодые вязы, посаженные им на месте прогалов, хорошо принялись и пошли в рост. Крэддок вошел в дом и повесил шляпу на крючок. Неожиданно до его слуха донесся пронзительный крик.

— Так-так, — произнес он себе под нос. — Кажется, пошло.

Он поднялся наверх, постучал в спальню. Доктор Рамзи открыл дверь, но загородил проем своей крупной фигурой.

— Не беспокойтесь, — сказал Эдвард, — я не намерен входить. Понимаю, когда лучше держаться подальше. Как она?

— Боюсь, все идет не так гладко, как я предполагал, — шепотом сообщил доктор. — Но волноваться пока рано, дело просто чуть-чуть затягивается.

— Если что, я буду внизу.

— Она все спрашивала про вас, но акушерка сказала, что вы только расстроитесь, если придете, поэтому Берта не велела вас впускать. Говорит: «Я перетерплю в одиночку».

— Хорошо, хорошо. В такие минуты мужу лучше подождать в другой комнате.

Доктор Рамзи закрыл дверь и мысленно похвалил Эдварда: «Разумный малый! Он нравится мне все больше и больше. На его месте многие мужчины тряслись бы от страха да вытворяли бы бог знает что».

— Это был Эдди? — спросила Берта дрожащим от недавно перенесенной боли голосом.

— Да, приходил справиться о вас.

— Ох, бедненький! — простонала она. — Он не сильно огорчился? Не говорите ему, что у меня все плохо, иначе он совсем упадет духом. Я справлюсь без его помощи.

Спустившись, Эдвард справедливо рассудил, что нервничать бессмысленно, а потому уселся в самое удобное кресло и развернул газету. Перед ужином он еще раз поднялся наверх, чтобы выяснить, как идут дела. Доктор Рамзи, вышедший за дверь, сказал, что дал Берте опия и какое-то время она пролежит тихо.

— Удачно, что вы дали ей лекарство сейчас, доктор, — со смехом произнес Эдвард. — Мы с вами как раз сможем перекусить.

Мужчины сели за стол и начали есть. Оба могли похвастаться завидным аппетитом, и доктор, который уже полюбил Эдварда, точно родного, признался, что ему приятно смотреть на человека, который ест как следует. Не успели они взяться за пудинг, как служанка принесла известие от акушерки о том, что Берта пришла в себя. Доктор Рамзи с сожалением встал из-за стола, Эдвард невозмутимо продолжил трапезу. Наконец, с удовлетворенным вздохом сытого человека, помнящего о добродетели, он раскурил трубку, вновь устроился в кресле и через несколько минут начал клевать носом. Вечер тянулся долго, Крэддок заскучал. «Пора бы ей уже родить, — сказал он себе. — Чего доброго, придется не спать всю ночь».

Когда Эдвард поднялся наверх в третий раз, доктор Рамзи выглядел встревоженно.

— Боюсь, случай серьезный, — сообщил он. — Весьма сожалею. Бедняжка сильно мучается.

— Могу ли я чем-то помочь? — осведомился Крэддок.

— Вряд ли. Просто сохраняйте присутствие духа.

— Разумеется. Смею сказать, выдержкой я не обделен.

— Вы — молодчина, — промолвил доктор Рамзи. — Мне нравятся люди, которые высоко держат голову в трудной ситуации.

— Собственно, я хотел узнать, есть ли необходимость в том, чтобы я бодрствовал? Конечно, если что-то нужно, я все выполню, но если моей помощи не требуется, я лучше лягу.

— Да, идите спать. Если понадобится, вас разбудят. Но прежде зайдите на минутку к Берте, ободрите ее парой слов.

Крэддок вошел. Берта лежала с открытыми глазами, в которых застыл страх перед чем-то новым, увиденным впервые в жизни; их взор стеклянно блестел. Лицо ее было бледнее обычного, губы обескровели, щеки запали, как у умирающей. Она приветствовала Эдварда еле заметной улыбкой.

— Как ты, девочка моя? — спросил он.

Его присутствие словно вернуло Берту к жизни: на щеках затеплился слабый румянец.

— Хорошо, — с трудом проговорила она. — Не волнуйся за меня, милый.

— Тяжко тебе, да?

— Нет, — храбро ответила она. — Мне не так уж и больно. Тебе нечего волноваться.

Едва Крэддок вышел, Берта позвала доктора Рамзи.

— Вы не говорили ему о моих мучениях? Не надо, чтобы он знал.