– А где, по-твоему, По берет сюжеты этих рассказов? – спросил мистер Бартлетт. – Ты разве не замечала, что герои его историй всегда оплакивают смерть своих молодых жен или возлюбленных, если только не сами их убили? Разве это не заставляет тебя задаться вопросом, не замышляет ли он убийства собственной жены? Или хотя бы не желает ли ее смерти?
Я срезала верхушку яйца. Человек, которого я знала, был добр к своей жене даже в спорных ситуациях. У миссис По была странная склонность к похвальбе и неуместным ремаркам, и поэту нередко приходилось делать жене замечания, однако при этом он был неизменно учтив. Далеко не у всякого мужа хватило бы чувства юмора сносить подобную глупость. При мне мистер По был ближе всего к тому, чтобы потерять терпение, когда жена и теща обсуждали его приемного отца. Но даже тогда его вспышка в адрес миссис Клемм была короткой, к тому же он почти сразу извинился.
– Мистер По все время вел себя как джентльмен. – Я зачерпнула ложкой желток. – Я бы доверила ему свою жизнь.
– Но вы же не можете желать, чтобы вам пришлось так поступить, – сказал мистер Бартлетт.
– Теперь ты заходишь слишком далеко, Рассел, – сказала Элиза. – Этот человек – писатель, а не убийца.
Я смотрела на мистера Бартлетта, а с моей ложки тем временем капал желток.
– Я не могу просто взять и порвать с По. Я еще не закончила статью и, честно говоря, нуждаюсь в деньгах.
Он выдержал мой взгляд.
– Тогда, моя дорогая, будьте осторожны. И действуйте тактично.
Вечером того же дня в салоне мисс Линч я была столь возбуждена надеждой на появление мистера По и, одновременно, предостережением мистера Бартлетта, что могла лишь наблюдать за происходящим и пить свой чай. Однако, пока я мелкими глоточками отпивала из чашки, мне все равно пришло в голову, что утопические идеи мисс Линч относительно того, что должно происходить в ее салоне, больше не работают так, как она надеялась. Гости разбились на кучки в соответствии с социальным статусом. Именитые поэты, писатели и звезды подмостков разглагольствовали в главной гостиной, обхаживаемые политиками, светскими дамами и меценатами с толстыми кошельками. Те, что пониже рангом, – начинающие поэты, делающие первые шаги актеры, авторы непопулярных теорий вроде мистера Стивена Перла Эндрюса с его свободной любовью, – собрались в задней гостиной. Там они шумели, старались выделиться и привлечь внимание обитателей главной гостиной всевозможными уловками – как, например, молодой мистер Уолт Уитмен с его броскими гофрированными манжетами или мистер Герман Мелвилл,[45]
угрожающая сигара которого была чуть ли ни большего него самого. Эти две гостиные разделял лишь арочный проем, но между имущими и неимущими словно бы воздвиглась кирпичная стена, и калитку в ней отмыкал лишь один ключик: слава.Как остро ощущали нехватку славы собравшиеся в задней гостиной! Я, как детский писатель, была в их числе. Даже в нынешнем смятенном состоянии я слишком отчетливо видела, как зависть заставляет языки произносить недобрые, ядовитые слова. Задыхаясь от густых клубов дыма, испускаемых мистером Мелвиллом, я не могла не подумать, что, если бы Сэмюэл был в городе, я вместе с ним находилась бы в главной гостиной.
Итак, я перевела взгляд на мистера Мелвилла, который потчевал нашу второсортную компанию рассказами о Тихом океане. Я сочувствовала ему, поскольку истории его были довольно интересны (если, конечно, вам нравятся корабли), но большинство из нашей группы не сводило глаз с главной гостиной, где состоятельный издатель и поэт Уильям Каллен Брайант произносил исполненную пафоса речь о необходимости создания парка для всех жителей Нью-Йорка. Судя по заинтересованным выражениям на лицах его слушателей, он, очевидно, задел их за живое. Но, даже если бы «центральный» парк мистера Брайанта не потопил корабли мистера Мелвилла, я бы все равно не смогла уделить им все свое внимание. Мой взгляд постоянно соскальзывал с возбужденного молодого лица мистера Мелвилла и устремлялся в сторону передней в поисках мистера По.
Подле меня остановился преподобный Гризвольд, деликатно держа чайную чашечку унизанными перстнями пальцами в лиловых перчатках. Одарив его вежливой улыбкой, я вновь переключила внимание на мистера Мелвилла.
Преподобный Гризвольд звякнул кольцом о чашечку.
– Вы слушали мистера Брайанта? – громко спросил он.
Я отвела его от кружка, собравшегося вокруг мистера Мелвилла, и прошептала: «Нет». Бедный мистер Мелвилл! Неужели преподобный Гризвольд не может вести себя не столь неуважительно?
– Он предлагает разбить парк для всех нью-йоркцев, включая этих ирландцев и голландцев. Только вообразите!
Я показала глазами на мистера Мелвилла, давая понять, что преподобному Гризвольду следует, как и всем остальным, послушать его, но тот непринужденно продолжал: