– У нас есть склонность именно к таким словам. – Элиза вытянула нитку из своего неизменного шитья. – Когда нас кто-то расстроил, мы желаем «свернуть ему шею». Пытаемся склонить кого-то на свою сторону, «выкручивая руки» и «припирая к стенке». А злясь, говорим: «Прибить его готов».
– Боже мой, Элиза, – сказал мистер Бартлетт, – я не собирался составлять словарь связанных с насилием выражений. – Осознав, что подобное же выражение ему только что предложил его гость, он неловко улыбнулся.
– Человек, как и всякое животное, имеет вкус к насилию, – спокойно сказал мистер По. – Вот почему мои читатели настаивают, чтоб я писал что-нибудь именно в таком роде.
– Едва ли мы животные, – сказал мистер Бартлетт.
– И тем не менее.
– Только не говорите, мистер По, что вы из числа тех, кто верит, будто у животных есть души.
– Не вижу, почему это так уж несуразно.
– Почему бы вам тогда не уподобиться сведенборгианам,[52]
которые утверждают, что и у камней есть души? – И мистер Бартлетт улыбнулся нам с Элизой, ожидая поддержки.– Такие измышления я оставляю господам Эмерсону[53]
и Лонгфелло, – сказал мистер По. – Я лишь заявляю, что мы – животные, у которых есть души, и, осознаете вы это или нет, в этот самый миг наши души взаимодействуют меж собою.Элиза вздрогнула.
– Как жутко.
– На самом деле, нет, – сказал мистер По. – Наши души всегда при нас. – Он взглянул на меня. – Как сказал однажды очень уважаемый мною человек, мы просто не привыкли обращать внимание на общение душ.
– Думаю, – сказал, подняв желтые бровки, мистер Бартлетт, – что желание «обращать внимание на общение душ» может быть признаком безумия.
Элиза воткнула иглу в шитье.
– Мистер По, не могли бы вы меня просветить? Боюсь, я не очень разбираюсь в таких материях. Мой день наполнен банальными вещами: разбитые коленки, режущиеся зубки, пчелиные укусы.
Мне эгоистично не хотелось, чтоб он отвечал. Я предпочла бы, чтобы лишь у меня была привилегия понимать его самые сокровенные идеи.
Мистер По словно бы прочел мои мысли.
– Банальные вещи, – сказал он Элизе, – заслуживают ничуть не меньше внимания, чем возвышенные материи. – Он полез в карман, извлек оттуда пачку писем и протянул мне: – Это вам.
– Мне?
– От ваших поклонниц. Вы были правы – дамы, мои читательницы, действительно оценили то, как вы высекли в своем стихотворении некоего высокомерного джентльмена. Мои поздравления.
Я развернула письма веером, чтобы пересчитать их.
– Их девять, а ведь стихотворение только что опубликовано. – Он нагнулся, протянул руку и вытащил из-под стула котенка, носящего его имя. – За то время, пока я работаю в «Джорнал», еще ни одно стихотворение не вызывало такого воодушевления.
Я задалась вопросом, почему он не отдал мне письма, когда мы ездили в дагеротипическую мастерскую. Не могли же все они прийти только после обеда? Быть может, он не хотел, чтоб его жена видела эти письма?
– Благодарю вас.
– Это я вас благодарю за то, что отдали стихи в «Джорнал». Надеюсь, вы станете и впредь так поступать. Особенно после моей просьбы придержать вашу статью для «Трибьюн».
Я увидела, как удивлена Элиза, и объяснила:
– Я не буду писать о мистере По и его супруге.
– О, нет, – запротестовала Элиза, – я так предвкушала эту статью.
– Талант миссис Осгуд лучше обратить в поэтическое русло, – сказал мистер По, поднимая котенка. – Кажется, эта кошка мне знакома.
– Вы же слышали, как дети ее зовут? – спросил мистер Бартлетт. – По.
Мистер По улыбнулся:
– Она несколько лучше оригинала.
Элиза по-прежнему хмурилась.
– Элиза, ты уже сказала мисс Фуллер? Не могу представить себе, чтобы она легко к этому отнеслась.
– Напишу ей на неделе, – сказала я.
Тон мистера По стал более официальным:
– Миссис Осгуд, я желал бы предложить вам аванс за последующие стихи, чтобы компенсировать потери за ненаписанную статью.
– Возможно, мистер По, – сказал мистер Бартлетт, – вам следует обсудить это с ее мужем.
Меня кольнула обида.
– Спрашивать Сэмюэля нет нужды. Ему все равно.
Мистер По отпустил котенка.
– У меня создалось впечатление, что миссис Осгуд принимает решения самостоятельно.
Золотистые брови мистера Бартлетта приподнялись, выражая несогласие.
– Полагаю, она обсуждает с супругом и деловые, и личные вопросы. Миссис Осгуд – замужняя женщина, знаете ли.
– А раз так, – сказала я напряженным голосом, – мои желания перестают учитываться?
– Это закон, миссис Осгуд, – сказал мистер Бартлетт.
– Я – не собственность Сэмюэля.
– Юридически, – сказал мистер Бартлетт, – собственность.
– О, Рассел, – вмешалась Элиза, – это так мрачно звучит.
– Таковы факты, – пожал плечами мистер Бартлетт.
– Так что же, в отсутствие «собственника» я не могу принимать никаких решений? – Не дожидаясь, пока мистер Бартлетт разозлит меня еще сильнее, я поднялась. – Прошу меня извинить, но мне нужно немного пройтись.
Я вышла, не озаботившись тем, чтобы надеть шляпу, и была уже почти у баптистской церкви, когда меня нагнал мистер По.
– Вам не следовало так убегать, – холодно сказал он, – создалось впечатление, что вы расстроены.
– Я действительно расстроена.