Все еще в хорошем настроении, мистер По уселся на стул у камина:
– С этим я согласен.
– Значит, согласны, – пробормотал преподобный Гризвольд.
– А вы находите любовь чем-то возмутительным? – спросил мистер По.
– Конечно, нет, – хмыкнул преподобный Гризвольд. – Но для брака важны и многие другие вещи. – Он снисходительно улыбнулся мистеру По. – Например, насколько муж способен обеспечить жену. Может ли он арендовать дом, позволить себе экипаж, лучших докторов на случай, если жена занеможет. Для женщин все это имеет большое значение.
Радостное выражение пропало с лица мистера По.
Вот злобная гадина!
– Так вы поддерживаете идею брака без любви, преподобный Гризвольд? – спросила я.
От того, как резко прозвучали мои слова, Элиза заморгала.
Тонкие ноздри преподобного Гризвольда раздулись.
– Вы делаете из меня какого-то людоеда! Да, любовь в браке важна, как глазурь в торте, но решающее значение имеют уважение и обязательства. Прошу прощения, но вы представляете себе, каким станет общество, если пары будут немедленно расставаться, утратив взаимную любовь?
– Боюсь, я согласен с преподобным Гризвольдом, – сказал мистер Бартлетт. – Половина пар разведется, дай им волю.
Элиза перестала вышивать.
– Ты развелся бы со мной, Расселл?
Он нахмурился над своей книгой:
– Не говори глупостей.
Расстроенное выражение лица Элизы заставило меня призадуматься. Я всегда считала их такой счастливой парой!
– По моему глубокому убеждению, – сказал мистер По, – брак освящает единение двух душ, а не приказ закона.
– Значит, по-вашему, все мы должны рыскать в поисках любовных связей? – воскликнул преподобный Гризвольд.
– А по-вашему, абсолютно немыслимо, – тихо сказал мистер По, – чтобы люди заботились друг о друге исключительно из любви и взаимной симпатии, а не по обязанности? – Он искал моего взгляда, и я смело посмотрела ему в глаза. Сердце мое воспарило от любви.
Преподобный Гризвольд перевел взгляд с него на меня и обратно, схватил со стола свой стакан и звучно допил его содержимое. Возвращая стакан на место, он улыбался вежливой, жестокой улыбкой.
– Возможно, у не освященной узами брака любви есть одно преимущество. Я как-то слышал, что испанцы верят, будто дети любви – дети, зачатые во грехе, – красивее, чем отпрыски законных союзов. Но, думаю, дело в том, что у испанской аристократии приняты браки между близкими родственниками. У двоюродных брата и сестры, конечно, может родиться весьма странное с виду потомство. – Он выдвинул вперед нижнюю челюсть и проговорил, пришепетывая: – Вот откуда этот ужасный подбородок Габсбургов. – Довольный тем, что ему, как он думал, удалось уязвить мистера По, он повернулся ко мне: – Вы, должно быть, думаете, что я не большой любитель женщин, миссис Осгуд.
– Уверяю вас, ничего подобного.
– О, но это не так! – воскликнул преподобный Гризвольд. – Я считаю, что женщины превосходят мужчин. Мы нуждаемся в том, чтобы они помогали нам контролировать наши базовые желания.
– А что, если женщина не хочет их контролировать? – спросила я.
Он мгновение смотрел на меня, а потом рассмеялся.
– Что, если у женщины есть свои собственные желания?
Он поморщился.
– Почему женщины всегда должны отрицать свои желания? И почему мужчины должны это делать? Это же совершенно противоестественно!
Мои слова повисли во внезапно наступившей тишине. Наконец Элиза мягко проговорила:
– Чтобы не уничтожить всю нашу цивилизацию. Чтобы продолжать существовать и ладить между собой, нам нужны правила.
Мистер Бартлетт прочистил горло:
– Кстати, раз уж зашел разговор. Мистер По, я должен поговорить с вами о правилах, принятых в речи южан. Я как раз работаю над посвященным этой теме параграфом моего словаря.
Общий разговор прервался. Теперь мистер По и мистер Бартлетт беседовали об одном, а я, Элиза и угрюмый преподобный Гризвольд – о другом. Слушая громкие разглагольствования преподобного о новых часах, установленных в реконструированной Церкви Троицы,[69]
я ощущала на себе взгляд мистера По.– Это самые большие часы в мире, – говорил Элизе преподобный Гризвольд. Видимо, чтобы наказать меня, он многозначительно старался держаться ко мне спиной, хоть мы оба и сидели на диване. – Они будут как перо в шляпе церкви, а она – уже самое высокое здание Нью-Йорка. На прошлой неделе я обедал у «Дельмонико» с тамошним викарием, и он сказал, что им пришлось тяжело, когда на циферблат устанавливали минутную стрелку. Кажется, она просто невероятно огромная, в человеческий рост.
– Угу, – не отрываясь от шитья, пробормотала Элиза.
– Как интересно, не правда ли? Я бы с удовольствием сводил вас туда, дорогая моя. Мы с викарием хорошие друзья… я уверен, что смогу уговорить его устроить для нас экскурсию.
– Спасибо за предложение! – Элиза скривила губы в улыбке.
– Я буду просто счастлив сделать это для вас, милая леди. – Он еще более демонстративно обратил ко мне спину. – Мы могли бы пообедать у «Делмонико». Лоренцо тоже мой добрый друг, думаю, я мог бы убедить его сбить для нас шарлот русс,[70]
там ее славно готовят.