– Безумие, – тихо сказал он, – подобно попавшей в воду капле чернил. От того, кого поразил этот недуг, в разные стороны тянутся причудливые завитки, пока, наконец, все кругом не окрашивается черным, и вскоре уже невозможно понять, кто в своем уме, а кто нет.
Распахнулась входная дверь.
– Вот вы где! – воскликнула миссис Клемм. – Вы пойдете посмотреть набросок?
– Да, – сказал мистер По, – идем.
Миссис Клемм вернулась в дом, шелестя завязками вдовьего чепца.
Когда она ушла, мы некоторое время безмолвно созерцали друг друга. Поэт выглядел одновременно взбудораженным и замкнутым, и я пыталась понять, как такое возможно. Потом он открыл передо мной дверь:
– Если ваш муж действительно так хорош, ему не понравится то, что он найдет в моей жене.
Когда мы вошли, Сэмюэл штриховал набросок и сказал нам: «Тсс!» – кивнув в сторону миссис По. Ее голова с покрытым каплями лихорадочного пота лицом лежала на бордовой подушке и выглядела какой-то отдельной, не имеющей отношения ко всему остальному телу. Казалось, жена поэта пребывает в плену смерти. Она спала, и грудь ее неровно вздымалась. Затаив дыхание, чтобы не разбудить больную, я попробовала прокрасться мимо нее к мольберту.
Ее глаза внезапно распахнулись.
Я ахнула.
Она медленно потянулась взглядом к мистеру По.
В гостиную вошла Кэтрин с маленькой лампой в руках.
– Прошу прощения, но уже темнеет, а у нас гости. Хозяйка желала бы, чтобы я зажгла газ.
– При газовом свете невозможно рисовать, – откладывая карандаш, сказал Сэмюэл. – Нет-нет, это не имеет значения, все равно дневного света уже недостаточно. Зажигайте, на сегодня я закончил.
Кэтрин открутила газовые краники в нижней части люстры, и комнату наполнило тихое монотонное шипение, похожее на шепот демонов.
– Можно посмотреть? – спросила я Сэмюэля.
Он сделал приглашающий жест в сторону мольберта.
Я посмотрела на набросок и отшатнулась. Обычно на портретах художники льстиво изображают людей в четверть оборота, иногда кто-то может попросить запечатлеть его в профиль. Но три четверти нарисованного лица миссис По утопали в подушке, словно ее шея была сломана. Нижняя челюсть и горло как-то странно привлекали к себе внимание. На портрете был виден только один полуприкрытый глаз, зрачок которого даже под таким диким углом, казалось, неотступно преследовал тебя взглядом.
Я посмотрела на миссис По. Она заставила себя принять вертикальное положение и теперь внимательно наблюдала за тем, как Кэтрин, достав из кармана щепку, подожгла ее от лампы и поднесла к газовому рожку. Вспыхнул свет.
Кэтрин обошла газовые лампы, последовательно зажигая их, а Сэмюэл сказал:
– Я прямо-таки слышу твои мысли, Фанни. Да, ты права, я никогда не писал людей в таких позах. Даже не знаю, почему так вышло в этот раз, но я будто почувствовал какой-то зов. У меня словно бы не было выбора. – Потом он обратился к миссис По: – Быть может, мадам, вы предпочтете зайти в другой раз, когда я смогу мыслить более здраво. Прошу прощения, я не знаю, что сегодня на меня нашло.
Миссис По, казалось, его не слышала:
– А что произойдет, если ты не зажжешь их так быстро? – спросила она Кэтрин.
Та подняла взгляд, поняла, что вопрос адресован именно ей, и ответила:
– Комната взорвется, мэм. Разве нет?
Осень 1845
26
Спустя три недели Сэмюэл, я, Бартлетты, дети и мистер По прогуливались по Бродвею.
На взгляд стороннего наблюдателя, мы были хорошо одетой, респектабельной и благодушной компанией: воссоединившаяся супружеская чета, еще одна, состоящая в давнем прочном браке, дети и друг обеих семей, супруга которого вынуждена была остаться дома из-за недуга. Полагаю, большинство прохожих обращали внимание лишь на «друга семей». После выхода нового сборника рассказов мистера По его популярность взлетела до небес. Невозможно было ступить и двух шагов, чтобы какой-нибудь восторженный поклонник страшных историй не пожелал бы поговорить о них с их прославленным автором.
На углу Амити и Бродвея нас приветствовали мистер Клемент Мур и его немолодая супруга.
– Мои поздравления, сэр. – Мистер Мур возвысил голос. – Похоже, ваш «Ворон» окончательно побил моего «Святого Ника».[75]
Я должен поблагодарить вас за это. Возможно, моя старая глупая сказка наконец-то забудется.Мы прошли два коротких квартала, и напротив отеля «Нью-Йорк» мистера По остановил мистер Сэмюэл Морзе, отчего человеческая река немедленно оказалась запружена. Я немедленно узнала мистера Морзе по портрету, который видела в статье о его изобретении, и тайком улыбнулась. Телеграфная линия между Нью-Йорком и Вашингтоном, о которой рассказывал Эдгар, была почти завершена, и уже строилась другая, в Бостон. Говорили, что скоро паутина таких линий раскинется по всей стране, и человечество получит власть над временем и пространством. В обычный осенний денек, когда лошади стучали копытами по мостовой, катились экипажи и по тротуарам шли переговаривающиеся пешеходы, такая перспектива казалась совершенно невообразимой.