Джессика знала, что если я прошу её: «без этого», — то я или в плохом настроении, или мне нужно серьёзно о чём-то с ней поговорить. Либо мне нужна экстренная психологическая помощь чисто женского характера — она умела слушать и давать советы, которые никогда не повторяла дважды. Она никогда не задавала вопросы, принимала только ту информацию, которую я ей говорил. В её глазах промелькнула нежность и отчаянное желание, отчего вдруг у меня внутри забродило отвращение. Я даже нахмурился на это непредвиденное ощущение… Она подошла впритык ко мне, её знакомый аромат дорогих духов, полусладких и терпких, чуть опьянил меня и заставил внутренние струны в груди вздрогнуть. Чёртова похоть.
— Я пришла переодеться и немного… порепетировать, — с придыханием произнесла она, — Не ожидала увидеть тебя здесь, искуситель.
Её дыхание коснулось моего уха, напомнив, что у меня привычка мучить и иметь её тело, хотеть его… Послышался тонкий скрип со стороны шкафа, и я дважды кашлянул, чтобы заглушить его, моментально вспомнив о маленькой любознательной девочке, которая была уверена в том, что я фанат Джессики. Надо же… Почему она не поверила в то, что я, именно я тот самый «любовничек»? Странно, но мне непременно захотелось доказать ей, что да, так и есть.
— Поможешь мне одеться? — спросила она, чуть отстранившись, легко скинула с себя халат.
— Я привык тебя раздевать, — нарочно низким, гортанным голосом сказал я, чтобы сорвать с её губ пошлость.
— Мне кажется, что сегодня ты не в настроении, хотя я бы с удовольствием опустилась для тебя на колени… Я тосковала по вашим… очень грубым ласкам, сэр, — она громко выдохнула, склонив голову набок.
А я пытался представить, что за эмоции сейчас отобразились на личике, возомнившей себя актрисой, девочке. И пытался бороться с нарастающим отвращением перед словами, вдохами и взглядами Джесси… Хотя сам провоцировал её на это, сам заставлял её хотеть меня. Нильсон, и правда, нужны лишь похоть и секс, нужно доминирование и грубость. Она даже не обратила внимания на цветы. Она не ждала, не догадывалась, что они от меня.
«Джессика не охладела ко мне ни на один градус, это я изменялся в отношении к ней», — сейчас я понял это окончательно. А, может быть, за последние дни я слишком много почувствовал, чтобы довольствоваться лишь похотью? Или дело в этой изумительной «моли» в шкафу… Что за ерунда, Грей? Бред.
— Я бы хотел поговорить с тобой сегодня. Обо всём, — я глубоко посмотрел в её глаза.
— Конечно, — кивнула она.
Поспешно кивнув, она с девической неловкостью взяла платье, которое с трудом налезало на её гордую спину и широкие бёдра. М-да, крошка потрудилась: один присест и Джессика… Зачем я позволяю ей так опозориться? Почему не говорю ей о той темноволосой коварной особе?
— Неужели… я растолстела? — с досадой, еле слышным шёпотом вздохнула она, кратко простонав. Видимо, надеясь, что я не услышу.
Снова, резко обернувшись ко мне, она попыталась обезоруживающе улыбнуться, сдула выбившийся локон из парика и тихо, почти с детским бессилием попросила:
— Расправь, прошу тебя, на спине.
Я с крайней осторожностью поправил бретельки на оголённой спине, и посмотрел на её зад, плотно обтянутый до жути прилегающей тканью. Господи, может, предложить ей найти размер побольше? Так я ещё больше её огорчу. Значит, было нужно, чтобы всё случилось именно так, чтобы она вышла именно в этом платье и впервые потерпела истинное фиаско. Меня бросило в холодный пот и от предвкушения, и от ужаса того самого ощущения ожидания её падения.
— Готово, — спокойно произнёс я.
— Да. Да, — повторила она, слабо улыбнувшись мне. — Мы поговорим после спектакля, ты же не будешь против? Зрители… ждут, — как бы оправдываясь, произнесла.
Впервые она выглядела такой зажатой и неловкой, у неё было лицо женщины, которую ведут по широким улицам абсолютно голую, силком, на эшафот. Как же она чувствует то, что на ней одето. Как же она чувствует приближение…
— Конечно, я не буду против. Я дождусь тебя, — осторожно улыбнувшись, произнёс я, под звук раздавшегося первого или второго звонка, — Иди, я догоню, мне нужно будет сделать один звонок.
Джессика кивнула мне, и мелкими шагами вышла из гримёрной, двигаясь по знакомым мне ступеням к кулисам. Я закрыл за неё дверь и сел на край стула, тяжело выдохнув.
— Она ушла? — я услышал слабый стук, раздавшийся изнутри дубового гардероба, сопровождаемый тихим, кратким вопросом. Бог знает почему, но я улыбнулся.
— Да, — ответил я.
— Может, ты выпустишь меня из шкафа? Знаешь, тут такое дело… Его нельзя открыть изнутри.
— Ох, какая досада, — протянул я, ухмыляясь на её едкий тон, — Я сейчас расплачусь от жалости.
Негромко рыкнув, она сильнее ударила по дверцам, видимо, уже ногами и прошипела:
— Это я думала, что расплачусь от жалости, когда старая колоша попросила тебя раздеть её. Хорошо, хоть не изнасиловала, мечтая о «грубых ласках»…
— Я выпущу тебя, если ты заткнёшься, — холодно вспылил я, чувствуя, что эта кареглазая мышь начинает меня бесить.