— Именно, — кивнул дед, — Потому что Микеле Арбаль известен под именем Колина Рональдса, Джейми Бествуда, Арнольда Шлицера и Гюнтера Маларки.
— Зачем ему столько имён? — я непонимающе покачал головой.
— Затем, что он крупный бандит, мой друг. Твоей сестричке захотелось поиграть с судьбой. Опозорить моё имя, имя твоего отца и прежде всего — твоё!
— Да нет же, это невозможно, — покачал головой я.
— Ещё как возможно, как доказывают факты. Если ты не вставишь ей мозги, я завтра же начну делать их своему любезному сыночку. А всё это их демагогия с вашей матерью, ети её мать! Дети, чёрт возьми, должны знать, где их место. Я буду искать вам с Марселем жён, решено.
— Что? — чуть не поперхнулся я воздухом, смеясь.
— А-то! Найдёте себе каких-нибудь бандиток, фриков, или актрис, не дай бог.
— Почему? — что-то внутри меня замерло на секунду.
— Потому что актрисы — это и фрики, и бандитки, и что похуже. Прежде чем залезть в кадр или на сцену, ты знаешь, через какое количество… к-хм, испытаний, им надо пройти, а? Знаешь?
— Не все же, — неопределённо сорвалось с моих губ.
— Я тебя умоляю! — всплеснул руками Кристиан, словно не желая меня слушать и вовсе. Он уже хотел было продолжить, но в кабинет вошла Оливия и поставила бутылку коньяка, рюмки, кофе и лимон. — Спасибо, моя радость, — он поцеловал ей руку, пожал и вложил в неё, по всей видимости, деньги.
— Нет, что вы, мистер Грей…
— Бери, бери и иди. Кто-то же должен заботиться о помаде для тебя?
Смеясь и краснея, Оливия убежала в приёмную, неслышно, но плотно прикрыв за собой дверь. Дед налил нам по стопке коньяка, хотя я пытался прикрыть рукой рюмку. Он так взглянул на меня, что мне показалось, он прожжёт во мне дыру. Если какая-то «птичка», чирикающая ему о Софи, то наверняка есть ещё одна тварь, чирикающая ему обо мне. Или нет? Сомнения, их слишком много. Мы опрокинули по рюмки коньяка. Я даже не почувствовал горечи. Медленно, в мои мысли стало закрадываться догадка за догадкой… Бредли Ривз, тот придурок, так жадно смотрящий на неё, этот режиссёр?.. Не могла ли она, чтобы он взял её на эту роль, заняться с ним… Я поёжился от этой мысли, к горлу подкатило. Я тяжело сглотнул. За двадцать четыре дня моего сумасшествия, непрекращающихся походов в театр, бессонницы, ночей, заполненных сладким бредом о ней, я впервые ощутил, что кровь моя не бурлит, а леденеет. Нет, вру. Это чувство морозящего вены ужаса уже не раз накрывало меня, но это было только тогда, когда я видел смерть героини Лили, раз за разом, одну за другой. Теперь же, этот лёд был каким-то отвращающим и горячим. Мне захотелось порвать все двенадцать портретов, которые я успел написать за эти дни: акрилом, акварелью, гуашью, углём, тушью, карандашом… Каждый раз, просыпаясь ночью, гоня от себя нелепые кошмары и видения, я умывался, подходил к мольберту и рисовал её. Мне нужно было увидеть в ту же минуту лицо некого повторения Одри Хепберн, даже нет… лицо Лили Дэрлисон прекраснее.
Мы молча опрокинули уже третью рюмку. Дед молчал, то жевал лимон, то глядел в окно. Поймав мой взгляд, он, словно, читая мои мысли, произнёс:
— Знаю я, про твою актриску, — вздохнув, он откинулся спиной на диван; кровь внутри меня похолодела, — В таких передрягах она перебывала, с такими людьми «пере» и «пере»…
— Хватит, — резко прервал я, — Ей от силы лет двадцать — двадцать два.
— Что? — изумлённо выгнул брови Кристиан, — Джессике Нильсон?
«Чёрт подери!»
— А, ты о ней, — выдохнул я, смотря на рюмку.
— А что, у тебя уже моложе? — вдруг расстроенно произнёс Кристиан. — Почему же я всё узнаю последним?
— От кого?
— От тебя, от кого ж ещё?
— Нет, дед, я серьёзно.
— И я серьёзно! Сейчас ты сам мне сказал об этом.
— А обычно, кто тебе сообщает? Я хочу дать ему денег, что бы за мной он слежку не вёл, — Кристиан расхохотался на мой деловой тон.
— Ох, Дори! Ты что, моя внучка? Я нанял людей следить только за девочками, ибо женский мозг устройство, которое зачастую может дать сбой.
— Тогда откуда ты узнал о Джессике?
— Я стал невольным свидетелем разговора Марселя с тобой, по мобильнику, — широко улыбнулся он.
— Вот как, — кивнул я.
— Именно. Значит, ты оставил былую любовь ради молодой и свежей?
— Нет, я оставил былую похоть, потому что устал от неё. А насчёт этой… «молодой и свежей», благодаря тебе, дед, у меня очень много мыслей в голове.
— Дориан, — начал он, вздохнув, — Работа актрисы дарить себя миру. Ни одна талантливая личность никогда не сможет принадлежать кому-то одному. Почему браки с творческими людьми чаще оканчиваются крахом?
— Большинство браков оканчиваются крахом, — бесцветно произнёс я.
— Потому что творческих людей больше, чем адекватных и умных, Дориан. Связывать свою жизнь с человеком искусства… Как по мне, ошибка.
— Мама танцовщица, ставшая создательницей одной из самых престижных академий в мире.
— Ей повезло, что в неё влюбился именно твой дурак отец.
— Дед… А Ана? Она закончила литературный факультет…
— Однако она не сумасшедший прозаик, — улыбнулся он.