Мистер Дориан Грей (СИ)

Она хотела взять ягодку пальцами, но я с улыбкой отодвинул от неё желанный плод, дразня. Она склонила голову набок. Ухмыляясь, я поднёс сладость к её губам. Лили нежно обхватила обеими руками моё запястье и ладонь, заставив вздрогнуть. Приоткрыв рот, она вонзила зубы в кровавые бусинки, — раздался хруст, сок брызнул на её губы, подбородок, шею — от этого зрелища я чуть ли не потерял сознание. Она с мычанием и хрустом прожёвывала семена. Облизнув губы, глядя прямо в мои глаза, она утёрла тыльной стороной ладони подбородок, и снова взяв мою руку, прижалась губами к другим ягодам и откусила ещё. Я смотрел на неё, как зачарованный, не моргая и не произнося ни единого слова. Мне хотелось поцеловать её губы, выпить из них гранатовый сок и вкусить лично её. Этот малиновый рот, который снова прижимался к гранату. Я знал, чувствовал, так ей есть — ещё не приходилось… И вряд ли, когда-нибудь, мужчина так пристально наблюдал за тем, как она: сексуальная, растрёпанная, ест гранат, сводя с ума. Смотря мне в глаза, она откусила его ещё раз. В её взгляде был такой вызов, что мне просто немыслимо хотелось её… Её. Лили медленно облизала свои пухленькие губки, сглотнув, и убрала руки с моей руки, нежно соскользнув по ней вниз своими ладонями. По телу прошла мелкая дрожь.

— Было сладко, — прохрипела она.

— Я по-другому не могу, детка.

Лили долго смотрела в мои глаза, потом опустила взгляд на губы. Мне так хотелось, чтобы она плюнула на все запреты и сделала это сейчас! Поцеловала меня. Сделала то, что хотела ещё в клубе, но ни одного шага, кроме того, как взгляд на мой рот, она себе не позволяла. «К чёрту!», — подумал я, и хотел было напасть на её губы, резко потянулся, почти прижался, но — чёрт подери! — в миллиметре! — нас остановил звонок её мобильника.

— Вот херня, — шикнул я в сторону, заставив Лили шумно улыбнуться.

Она быстро облизала губы и чуть отшатнулась от меня. Дрожащей рукой нашла на тумбочке мобильник, и, прочистив горло, ответила:

— Да… Доброе утро, мистер Ривз. Да, я уже не сплю и про репетицию помню, у меня… кажется, ещё есть время, верно?.. Тридцать минут? Хорошо, хорошо, я…

Не договорив, она выключила мобильник и ловко слезла с кровати, помчалась, перешагнув через меня, в ванну. Затем вернулась, взяла сложенную одежду, и так неожиданно — порывом, как и всегда, — подбежала ко мне, звонко поцеловала в щёку, шепнув:

— Спасибо.

И снова упорхнула, не дав мне ничего сказать. А я и не мог ничего сказать. Я лишь откусил гранат, стараясь погасить пожар, что взыграл в моей крови снова. Мне нужно вывести этот яд из себя. Яд желания видеть Лили Дэрлисон каждую секунду своей жизни. Я даже не мог догадываться, как это возможно сделать. И у меня не было никаких предположений. Чёрт подери, я был в шаге — в одном единственном шаге от своей цели! — и всё оборвалось благодаря чёртовому звонку мистера Бредли Ривза. Это мука — быть без неё. Быть с ней и быть в отдалении — ещё больший ад. Если я утрачу шанс овладеть ею снова, я сойду с ума.

Я, чтоб меня, сойду с ума!

Лили

После репетиции на холодной сцене провинциального театра я почувствовала себя так плохо, что не могла не пожаловаться режиссёру-постановщику. Голос у меня охрип, а тело ломило. Бредли Ривз, как жестокий и непреклонный режиссёр, наорал на меня, пообещав, что я вылечу из всех его постановок, если не сделаю, что требуется от актрисы — сыграть. Я была в некоторой степени раздосадована тем, что рядом не было Дориана. За последние сутки я начала открывать его для себя с другой стороны. Дориана, которого нельзя бояться, а в которого можно только влюбляться и… И здесь этот режиссёр всё испортил. Он сам, сам потянулся к моим губам, а я… Боже, боже мой! Как же он заботился обо мне. Прилетел сюда раньше. Цветы, фрукты, вино и он, который из высокомерного дьявола превращается в принца. Господи, хоть бы не влюбиться, хоть бы не в него, потому что он и я, мы… это так невозможно!

Несмотря на заполненную мыслями голову и лихорадочное состояние, я вышла на сцену. Я в который раз убедилась, что она меня лечит. Мне кажется, внутри каждого артистичного человека живёт маленьких добрый гном, который появляется всякий раз, когда он оказывается в центре внимания, чтобы показать людям искусства. У настоящего актёра, артиста — мне не раз приходилось это наблюдать, особенно в театре, — меняется даже взгляд, когда он в образе. Не он вживается в образ, а образ входит в него. Я ни мало хлебнула на этом поприще — унижение, кулисье и его интриги, год игры в пустом зале. Это закаляет, но это приносит столько разочарования в мечте, в самой себе, что трудно удержать собственную психику в нормальном состоянии. Актёрская душа тонка не потому, что он с такой родился. Она истончается за каждую потерю и болезненный укол в стенах того театра, которому артист мечтает посветить талант и жизнь…