Я скидываю обувь и наклоняюсь за туфлей. Паршивое оружие, но другого под рукой нет. Тихонько крадусь по коридору и включаю свет. Сидя у изножья кровати, на меня с улыбкой смотрит Мэри Энн.
– Вернулась наконец, – говорит она.
Я вскрикиваю и бросаю в нее туфлю, но Мэри Энн ловко ловит ее и кладет на комод.
– Что ты… как?..
– Я же сказала, что не оставлю тебя, – говорит Мэри Энн и похлопывает по стулу рядом с комодом. – Ну чего ты?
Я застыла в дверном проеме. Мэри Энн беспечно напевает себе что-то под нос, приглаживая волосы перед зеркалом и прикрывая ими самые глубокие трещины на лице. Я узнаю мелодию: это та же самая песенка, которую я слышала в парке аттракционов, – песенка Лорелеи из «Ночной птицы». В голове звучат слова Коры:
Оглянувшись, Мэри Энн обнаруживает, что я не сдвинулась с места.
– Ты куда-то уходишь?
Вот
Мэри Энн берет меня за руку. Я
– Ты уже знаешь, где искать дальше? – спрашивает Мэри Энн. Из-за выпавшего зуба она сильно шепелявит.
– Что искать? – шепчу я.
– Лорелею, конечно же.
Раньше мы постоянно искали ее. Когда Лорелея ушла от нас, Нолан не разрешал говорить о ней, но с Мэри Энн все было по-другому. Однажды ночью мы даже попытались выбраться на улицу и поискать там, но обнаружили, что заперты на замок. Тогда Мэри Энн предложила запустить из окна сигнальный фейрверк. Лорелея увидела бы нас и поняла, что мы очень ждем ее дома. Естественно, никаких фейерверков у нас не было. Поэтому мы решили поджечь снежинки. В качестве снежинок послужили кусочки бумаги, вырезанные из рукописи, которую мы нашли на письменном столе Нолана, пока его не было дома. Мы поджигали их на кухонной плите и выбрасывали в окно, наблюдая за тем, как они вспыхивают и танцуют на ветру. Лорелея так и не вернулась, но первое время я все же не теряла надежды.
Мэри Энн щурится, разглядывая наши отражения в зеркале. Меня посещает неприятное ощущение, будто она читает мои мысли. Я стараюсь не смотреть на нее, словно это может заставить ее исчезнуть, но взгляд постоянно возвращается к ее лицу. Трещины на щеке. Испорченная улыбка.
– Нолан опять тебя игнорирует, да? – спрашивает она.
Я не отвечаю.
– Наверное, злится. А ты знаешь, каким он становится, когда злится.
Я могла бы прямо сейчас уехать из Харроу-Лейка, сесть в самолет и уже через несколько часов вернуться в Нью-Йорк. Но… вдруг станет только хуже? Вдруг он разозлился из-за того, что я уехала сюда? Или из-за сорванных съемок? Тогда мое возвращение может плохо отразиться на его здоровье. Если я, конечно, не научусь быть идеальной дочерью.
На комоде лежит небольшая косметичка, которую бабушка заботливо откопала для меня. Нолан любит Пташку. Он любил ее еще до того, как полюбил Лорелею или меня. Он
– Тебе надо сделать такую же стрижку, как у нее, – замечает она.
Мэри Энн права. Я должна выглядеть идеально. Достаю ножницы.
Мы с Мэри Энн провели большую часть ночи в лесу, отыскивая деревья, которые были в «Ночной птице». Я произносила реплики Пташки и повторяла ее движения. Потом мы вернулись домой, и я рухнула в кровать. Мне так хотелось спать, что я даже не переживала из-за Мэри Энн, которая молча наблюдала за мной в темноте. Сейчас все это кажется сюрреалистичным, словно полузабытый сон. И вообще, о чем я думала, когда шла за ней в лес?
Когда я проснулась, Мэри Энн уже не было. Поэтому сейчас я выхожу из дома одна, чтобы отметить в своем списке еще одно знаковое место из фильма: закусочную Easy Diner. Теперь на мне правильное платье: бледно-желтое с рюшами и вышитыми бутонами роз. На Мейн-стрит я замечаю Картера, идущего мне навстречу.
Весь город видел, как я бросила тарелку и убежала. И еще неизвестно, сколько человек видело, как меня выворачивало наизнанку за воротами парка. И Картер точно был среди них.