Мистер Эндорфин

«Вечером я приехала к подружке в общагу, и нас сразу затащили на чей-то день рождения. Потом еще на чей-то. Там в этой общаге постоянно кто-то рождается, знаешь. Я побывала на трех разных этажах. Мне постоянно совали какие-то чайные чашки, и только один раз в них оказался чай. В итоге меня забыли в какой-то комнате. Я сидела, как в „Сталкере”: кругом чернобелость и посередине прямо на полу чайник. Такой старый, никелированный, с инвентарным номером на боку. Вытянул свой мерзкий хобот, принюхивается. Словно бормочет себе под носик: „вот еще одна дурочка попалась, вот еще одна”, противный старикашка. И я подумала: „все, Фёкла-Свёкла, здесь ты и похоронишь всех своих кукол. Под взглядом отставного чайника”. И так мне сразу захотелось стать ряженкой…»

«Ряженкой?» – переспросил я в этом месте.

Если образ отставного чайника я еще смог вместить, то ряженка после интенсива по логике уже ни с чем не монтировалась.

«Ну, да. Помнишь, родители в детстве вывешивали продукты в форточку за окно в авоське? У меня мама так молоко охлаждала, ряженку. Захотелось мне смыться из той страшной комнаты в общем, понимаешь? Через форточку, как ряженка. Но тут дверь скрипнула, и на пороге возник он. Мой принц. Явился. В косухе, майке „Kiss” и пьяный, в точности как я мечтала в девичьих грезах. „Меня ждешь?” – спрашивает. „Да” – говорю я с интонацией „нет”. Ну, ты знаешь, как я это умею говорить, когда да, но не вздумай решить, что я согласна. Такое „да”, которое стоит тысячи „нет». Но принц в майке „Kiss” не собирался разбираться в тонкостях моего болгарского и сразу снял косуху. Чтобы заявить о серьезности своих намерений, как я поняла. А там одна рука как твои три. Ну, ладно, без обид, как твои две. И я поняла, что эти руки мне не уговорить: вымесят мое тесто в сто тысяч маленьких булочек. Принц направился ко мне, а у меня даже револьвера нет, чтобы застрелиться. И эта надпись „Kiss” на майке настолько недвусмысленно намекает на его намерения, что у меня даже губы свело. У тебя когда-нибудь сводило губы? Ну, нет, нога это другое, а вот губы… Короче, принц дошел до середины комнаты и остановился. Стоит лыбится, как будто перемотал вперед на полчаса. Или мной восхищается. А что, я в темноте ровно в два раза прекраснее. Дальше он поднял с пола чайник и давай хлебать прямо из носика: видно, от моей красоты горлышко пересохло. Закончил хлебать, поставил чайник обратно, выпрямился, побледнел и рухнул ничком вперед. Прямо к моим ногам. В других обстоятельствах было бы даже романтичненько. Я несколько минут посидела, подождала, будет ли тело ползти в мою сторону или нет. Никаких поползновений. Я пульс у принца проверила – есть. Хотя можно было не проверять: после падения он сразу так захрапел, что у меня от этого храпа волосы встали дыбом, вертикально до потолка. Я через тело перешагнула и побежала домой».

Я не удержался и порывисто обнял Фёклу, словно она только что вернулась с войны.

«Вот только немножко стыдно», – в заключение призналась Фёкла.

«Тю, перед кем, перед принцем?» – возмутился я.

«Нет, перед чайником, – ответила Фёкла, – я в старике ошиблась. Добрый оказался дедулька, хоть и с порядковым номером».

Я непонимающе смотрел на подругу.

«Ну, это же он, чайник, меня в итоге и спас! Принц же был бухой, еле на ногах стоял, а старичок его окончательно добил, понимаешь? Я же, перед тем, как уйти, проверила: в чайнике почему-то водка оказалась».

15. А не странен кто ж

Пьер-ришарам, конечно, живется не сладко. И каждый второй норовит завязать им крылья узлом. А судьи кто, спрашивается?

Забавно, когда кто-то начинает рассуждать о чужих странностях. Обычно такой человек возвращается домой, переодевается в костюм эльфа, двадцать три раза включает-выключает свет и зашторивает окна от снайпера, приговаривая «какие же они все странные».

Вообще, ничего странного в странностях нет. Странности есть у всех. Просто потому что мы не произведены конвейерным способом, как бы ни хотелось обратного государству. На душе, как и на теле, тоже есть родинки. Они делают нас личностями.

Я сам долгое время отрицал собственную избранность, не верил в то, что я Нео.

Прозрение выдавалось мне гомеопатическими дозами.

В узких кругах я известен тем, что громко пою в ду́ше. Отставить, как говорят военные. Я ОЧЕНЬ громко пою в ду́ше. Некоторые капли от страха начинают лететь обратно вверх.

За границей я пою в ду́ше особенно громко. Генетически заграница для русского человека – это путевка к джинну в лампу на три дня. Лицензия на убийство, как у агента 007. Справка о всемогуществе. За границей русскому человеку все дозволено: отечественный Бог так далеко не видит.

А уж Америка – так вообще форменное Зазеркалье: там можно вести себя произвольно, как во сне.

Однажды в Америке, и это я не фильм пересказываю, утром в своем номере в отеле я, как обычно, принимал караоке-душ в режиме шоу «Голос». Выгляжу я почти как его ведущий Нагиев, жаль только жюри с креслами в ту маленькую ванную не влезло. Попел, заодно и помылся.