Мистер Эндорфин

Первые понты еще не успели всосаться в кровь и поразить жизненно важные органы, как меня на втором месяце работы взяли в загранкомандировку. Кажется, это был Амстердам. Прямо из аэропорта по решению начальника мы сразу поехали работать. В казино. Мой начальник был очень работоспособным, и мы просидели в казино до вечера. Мне выдали пять долларов, чтобы я не баловался и не мешал взрослым. К концу дня я выиграл пятьдесят баксов. Начальник, выигравший пятьсот, расщедрился и мой выигрыш мне оставил. Как премию за тяжелейшую командировку.

После Амстердама во мне сидело уже триста пятьдесят понтов. Я считал себя серьезным бизнесменом, маленьким магнатиком и средненьким босиком. В офисе у меня в подчинении были стул и фикус.

В то время я ухаживал за девушкой. Биоритмы моей сексуальности в ее глазах находились в нижней точке. Что немудрено, ведь как-то раз я серьезно прокололся: пригласил эту девушку в ресторан, а привел в Макдоналдс. Тогда вся молодежь так делала, ведь формально Макдоналдс назывался рестораном. (Нынешние юнцы, кажется, до сих пор это практикуют, прокладывая путь к большой любви через бигмак).

Вернувшись из загранкомандировки, я решил реабилитироваться и вздыбить свои биоритмы. Я пригласил избранницу в ресторан-ресторан. Для меня в те годы это был даже ресторан-ресторан-ресторан. Одно пафосное место в центре Москвы: шапка была явно не по Сеньке. (Названия не помню: оно навечно погребено в трясине травмирующего воспоминания.)

Но триста понтов открывают любые двери. Как триста спартанцев. А триста пятьдесят – тем более.

Мы с моей спутницей сели за столик.

«Заказывай, что хочешь!» – щедро провозгласил я и попытался отодвинуть меню подальше от девушки.

Она заказала котлеты, как сейчас помню. Я тоже хотел их заказать: это было единственное понятное блюдо во всем меню посреди мильфеев, штруделей и прочей кулинарной нечисти. Чтобы не ударить в грязь лицом, я выбрал нечто под названием «мясной тартар».

«Ой, а что это?» – спросила моя спутница.

Я фыркнул с такой экспрессией, что у меня чуть не оторвались ноздри. Она стушевалась.

Через полчаса девушка сидела уже полностью раздавленная моими понтами и местными канделябрами, тихая, как камбала. Она даже моргала неуверенно.

Рыбалка удалась, клев был хороший, оставалось только подсечь – так мне казалось (мы, мужики, на свиданиях всегда в таких терминах про себя рассуждаем, в режиме «Диалогов о рыбалке» Затевахина).

И я подсек. Спутница сама дала мне повод.

«Может, вина больше не будем заказывать? – прошептала она. – Уж слишком дорого здесь все».

Хорошая, еще советская девушка. Готовая жена, в подарочной упаковке.

Я снова фыркнул, придержав ноздри.

«Да ладно», – сказал я.

Точнее, я сказал «да лана», как говорят профессиональные понторезы через хорошо раскатанную губу. И добавил, контрольным в голову:

«Не парься, я позавчера в Амстердаме сто долларов в казино выиграл…»

«Позавчера» было важной деталью. Я ведь действительно вернулся из своей первой командировки накануне, и это «позавчера» намекало на то, что я активно мотаюсь по миру, так что ей невероятно повезло застать меня в Москве.

По взгляду спутницы я понял, что она прочитала мою фразу именно так.

Мы с ней сидели напротив друг друга. Столики были маленькими (видимо, чтобы микроскопические порции казались на них больше), и я видел ноги девушки внизу. После слов о казино и Амстердаме моя спутница положила ногу на ногу, и носок ее туфельки указал прямо на меня. Все. Мышеловка захлопнулась.

Еще в моем отрочестве старшие товарищи во дворе, дворняжки-ловеласы, рассказывали нам, салажатам, про женский «язык тела». И мы на всю жизнь запомнили и пронесли в горячих пылких сердцах священное знание о том, что если туфелька девушки носком указывает на вас, то девушка ваша.

Я разволновался от этого чистосердечного признания ее туфельки под столом и пошел в туалет. Не для чего-то конкретного, а просто постоять успокоиться: полить воду из крана, пошуршать бумагой.

Когда я вернулся, за соседним столиком сидели четверо мужиков.

Это были бандиты. У них разве что пулемет «максим» на столе не стоял.

Я понял, что сейчас они убьют меня и заберут мою женщину. Я мужественно прокручивал в голове план спасения: надо сказать браткам, что это женщина не моя, пусть забирают так, не убивая меня.

Но бритоголовые парни сидели хмурые, уткнувшись в меню, и не смотрели по сторонам.

Столы в том ресторане стояли близко друг к другу.

«Чего киксуешь?» – спросил один шкаф другого.

Тот скрипул створками – пожал плечами. Потом, через паузу, ответил.

«Вчера пол-лимона просрал в „Метле”!».

«Пол-лимона, да ты гонишь. Шняга!»

«Баксов!»

«Оп-па…»

Я моментально вспотел. Даже если шкаф и загнул, как и я, в два раза, это все равно было двести пятьдесят тысяч долларов. Перед моим умственным взором жалкой стайкой пролетели мои сто долларов из казино Амстердама, которые на самом деле пятьдесят долларов из казино Амстердама.

Как только я отер со лба пот, то сразу вспотел вторично.