Острота и шипучесть самого горячего месяца лета пронзила носовые пазухи. Асфальт буквально плавился под солнечными лучами; лёгкие шаги, усыпающие дорогу стуком моих дорогих каблуков, постепенно смешивались с городским шумом… Несколько секунд — и я снова замерла, глядя, как Ауди — та самая, та самая Ауди, где прошли одни из лучших мгновений нашей с Тедом юности, любви, страсти, — быстро проплыла мимо проспекта, заняв место на парковке, рядом с машиной Грея старшего.
Всё перевернулось в моей груди, когда крыша опустилась. Даниэль сидела по одну сторону от него, в вальяжно-гламурной позе и гладила его чёртову щёку. Я вернулась на пять лет назад, в тот самый день, когда любовь — со скоростью геометрической прогрессии разрасталась в моей душе, — тогда, когда я увидела, как бережно он вытаскивал её из машины. Вспомнив тот горький опыт, я побоялась, что он снова может заметить меня и уверенно спряталась за одной из стеклянных стен торгового комплекса. Эта грёбаная пара, эти звёзды без Оскаров, мило улыбаясь друг другу, выползли из машины… Возможно, он трахал её вчера ночью, пока я страдала. Да чёрт, просто не может быть иначе! Эта сучка настолько пропитала своим ядом его пустой мозг, что он полностью потерял соизмерения контроля с совестью. Врёт в глаза. Ненавижу!
Даниэль, всеми своими жестами походя на мартовскую кошку, коснулась своими губьями его щеки, скулы и засосала мочку его уха; что-то очень трепетно прощебетала и, смотря на него, как на я на сладкую вату в шесть лет, провела рукой по его густым волосам. Своими. Пальцами. Через. Густоту. Его. Шёлковых. Бронзовых. С отливом каштана. Волос.
«Сука», — подумала я, стиснув зубы.
Мысли о том, что мне говорила Элена — отпустить прошлое, избавить себя от тревог и тяжбы в мыслях о потерянном — вот, что сдержало меня от желания подойти и ударить эту сладострастную любительницу мужских ушей. Чёрт, у меня даже хватает воли не стиснуть зубы, не сжать кулаки, не зарычать и не наброситься на Грея с ударами. С виду — я просто живая утопия. Нельзя выразить словами ту непомерную гордость, которую я за себя испытывала. Что был вчерашний вечер?.. Вспышка, интрига, пустая болтовня. Если раньше в меня нужно было вкачивать подобные мысли, то сейчас — по его спокойному лицу, по расслабленной походке рядом с этой дрянью можно было понять, что он уже не тот. Он не тот. Он просто застрял в лапах этой твари.
Дождавшись, пока они скроются за главными дверьми ресторана, я понеслась в антикварный магазин комплекса. Осмотревшись, я увидела тёмную, тяжёлую металлическую скульптуру, больше похожую на кочергу.
— Дайте мне это, — я посмотрела на продавца и указала подбородком на сие великолепие.
— Оу, эта кочерга принадлежала дому графа Иствуда и…
— Мне всё равно.
— Я веду к тому, что это действительный антиквариат XVII века…
— Я понимаю это, иначе бы я не зашла в этот магазин. Моя мать — владелица лучшего ресторана в Вашингтоне, расположенного в этом самом комплексе. Я могу себе позволить всё антикварное снадобье для камина, если того пожелает моя душа и неустойчивая сейчас нервная психика. Вы меня задерживаете, я веду к этому!
— О, сотню извинений, мисс, — глаза молодого, но почему-то уже полуживого продавца с сожалением расширились.
— Так-то лучше. Дайте мне эту чёртову кочергу и отошлите чек на имя Элены Линкольн, у меня уже есть заготовки, — я сладко заговорила, и, уже улыбаясь, протянула ему бумажку. Он протянул мне гелевую ручку, я оставила подпись, и, взяв тяжеленную, видимо, стоящую непомерных денег штуковину, не прощаясь с глупеньким менеджером, пошла прочь из магазина.
Картина крайне впечатляюща: стройная блондинка в ярко-синей юбке, обтягивающей формы до колена, на высоченных шпильках и в лимонной, полупрозрачной блузе, вооружившись кочергой, а в другой — сжимающая едко солнечного цвета кожаную сумочку, шла по направлению к Ауди, пятилетнего срока годности и хранящую лучшие воспоминания её юности, была полна намерений совершить безумный поступок…
«Чёрт подери, он посадил в нашу — в нашу — машину эту мразь! Он наплевал на все свои признания в погребе! Ублюдок! Чёртов придурок! Я сделаю это безумство в последний раз, в последний раз, я обещаю тебе! Обещаю!» — эти мысли были единственным успокоением моего пыла… Он припарковал свою машину как нельзя лучше — прямо у окон ресторана, отдельно от прочих автомобилей. Никого поблизости, кроме огромного здания. Замечательно… Прекрасно. Как для меня! Вселенная справедлива.
Недолго переживая, я замахнулась и ударила по лобовому стеклу. Трещина потрясла поверхность, хрустя и расползаясь обрывками осколков. Я рушила своё прошлое в эти секунды — и так отчаянно била стекло, что спустя десять жёстких ударов, под жутко разоравшуюся сигнализацию, от него остались только осколки… Жёстко хлопнув по фаре, я бросила кочергу на землю и помчалась от места происшествия так резко, как мне позволяли это каблуки. Дыхания становилось всё меньше… И я благодарила Бога за то, что он столкнул меня с кровати и позволил выйти на пробежку.