Мистер Грей младший (СИ)

Я не знала, что ей ответить. К горлу подступил комок, я захотела зарыдать, но сдерживала себя изо всех сил.

— Я люблю тебя, мам, — чуть слышно прошептала я, дрожащим голосом, — Это точно? — спросила я.

— Абсолютно точно, Айрин, — сказала она тихо, — Я уже скучаю, малышка, скоро увидимся. Будьте осторожны, — прошептала мама.

— И я тоже скучаю. Поцелуй Джея.

— Хорошо, пока.

— Пока, — выдавила я, и услышала, как мама нажала «отбой».

Мои руки с телефоном, как и губы — задрожали. Я с секундной мимолётностью заметила, что Тед не продолжает движения, и слёзы полились по моим щекам. Я стыдилась себя. Вот, что значит чувствовать вину, когда счастлив сам, а другие… Но мама же сказала, что счастлива, почему я чувствую и веду себя так? Я неловко засунула мобильник в карман куртки, закрыла руками раскрасневшееся лицо.

— Иди сюда, крошка, — тихо прошептал Тед, и отстегнув мой и свой ремни безопасности, притянул меня за плечи к себе, нежно и крепко обнимая.

Я прижалась к его мужскому плечу, такому сильному и удобному, и не пыталась держаться. Я никогда не была сильной и не видела причин быть ею. Моя слабость была искренна, и притворяться было не в моём стиле. Я видела перед собою только слёзы. Чувство, что нахлынуло на меня — такое сильное… у меня очень силён голос совести. Я вспомнила себя до встречи с Тедом. Я была сдержана, держала себя в ежовых рукавицах, и делала всё для мамы. Моё «я» было в последнюю очередь. Я будто бы предала саму себя, но при этом нельзя отрицать, что я стала счастливой. «Я так боюсь, что останусь одна» — вот, какая мысль посетила меня в секунду этой слабости. Я плотнее прижалась к Теду, ощущая всю свою ничтожную незащищённость, и винила себя за это. Безостановочно винила.

— Айрин, малышка, успокойся, пожалуйста, — его голос разрушил тишину, нарушаемую лишь моими судорожными вдохами, — Пожалуйста, Айрин. Скажи мне, что случилось.

— Я эгоистка, Тед, — всхлипнула я, — Я поддалась своей прихоти поехать с тобой, забыв о том, что моя мама болеет, и ей одной в дороге будет тяжело. Я не понимаю, почему я так поступила… Я совсем потеряла разум рядом с тобой.

Тед не дал мне договорить, заткнув мой рот поцелуем. Его язык смело проник в мой рот, и я подалась губами вперёд, принимая его тепло и окружившую меня мягкость. Он положил руки на мою голову, иногда приподнимая её, позволяя мне перевести дыхание. Он снова сводил меня с ума, давал любовь, поцелуй, обнажающий все его чувства, вместо тысячи слов.

— Айрин, ты такая глупая девочка, — прошептал он, не разъединяя наших губ, — Ты такая чуткая, нежная, в тебе столько самопожертвования. Я не встречал девушки удивительнее тебя. Милая, ты… поддалась не прихоти, а чувству — и любой человек поступил бы так же. Твоя мама, наверняка, убедила тебя в том, что нельзя жить только ради других, и ты должна это понять. В Далласе у меня появилась знакомая, я договорюсь с ней о водителе и он довезёт твою маму и брата сам, в вашей машине, с комфортом, всё будет хорошо. В любой ситуации, помни, что у тебя есть я, — договорив, он немного отстранился, чтобы заглянуть прямо в мои глаза.

В это самое мгновение я ощутила — как он дико важен мне. Он, такой понимающий, такой умный, как ему могла понравиться я?

Изначально, я вела себя с ним, не свойственно даже самой себе, грубо, точно пытаясь огородиться от вмешательств в мою жизнь, чтобы я могла продолжать жить для семьи. Для брата и для мамы. Но он выдержал это. Чтобы я не делала, он не отступал — и за это я безмерно его уважаю. Я поняла, что слово «люблю», которое я произнесла довольно давно, в тисках идиота Фраймена, перестало быть простым звуком. Оно приняло значение и смысл.

Я, приоткрыв губы, продолжала изучать его глазами, и всё во мне терялось, а потом возрождалось снова. Тед поцеловал меня — с моей подачи. Чем я заслужила такой подарок? Есть ли парни лучше, чем он? Вероятно, мне достался такой последний. И я никому не хочу его отдавать. Уж лучше тогда смерть…

POV Фиби.

«Абонент временно недоступен. Перезвоните позднее»

ЧЁРТ!

Я цокнула, с досадой глядя на номер Макса Родригеса, который не брал телефон ни вчера — я успела позвонить ему три раза до похода в ресторан к Гриндэлльтам — ни сегодня, его номер я вызывала восемь раз! Я уже отчаялась, проявив догадку, что он не берёт телефон, когда ему звонят с незнакомого номера. Сегодня в школе Эва вела себя так же, как и все те дни, когда мы вернулись из Аспена. Она не говорит о диетах, о моде, о фильмах, не рассуждает о предстоящем дне рождения. Это меня пугает, и, в то же время, подстёгивает. Стало быть, она, в кое-то веки серьёзно влипла, а я ничем не могу ей помочь. Эта мысль меня убивала. Я уткнулась носом в подушку, обессиленно и печально. Меня разрывало от собственной никчёмности. Я решила попросить помощи у мамы — вдруг, она знает, как бороться с приступами осознания своей тупости и ненужности.

Я спустилась на первый этаж. На кухне с кем-то по телефону болтала Джемма. Я решила остановиться и послушать, когда услышала имя «Адам».