Мистер Грей младший (СИ)

Когда она поставила чашку на блюдце, её матовые губы, из которых — на верхней — осталась лёгкая пенка, приоткрылись — она уловила мой взгляд. Я поместил в него желание, смешенное с голодом. Все женщины текут, когда на них так смотришь. Моя ладонь легла на её щёку, а большой палец очертил контур верхней губы, снимая пену.

— Ты немного испачкалась, — тихо прохрипел я, — Я всё исправил.

— На тебя можно положиться, — заманчиво улыбнулась она.

— Естественно.

***

Грубо придавив её к стене, я стягиваю с себя галстук и рубашку, сводя её к нулю поцелуями. Даниэль часто дышит, я слышу, я прекрасно чувствую её пульс и температуру тела, мгновенно поднявшуюся и сулящую лихорадочный жар. Мои брюки, туфли, её джинсы и обувь, мы теряем всё на ходу, а я проталкиваю её к дивану в гостиной. Мой язык ласкает её грудь, шею… Привычно, со всей своей возможной сноровкой я сжимаю её тело руками, глажу его и вдыхаю её запах. Вдохи, выдохи, стоны. Вдохи, выдохи, стоны. Нет слов. Ничего нет. Ничего не чувствую, кроме секса, кроме желания скорейшей разрядки.

Упав на диван, я смотрю, как она снимает с себя белую свободную майку. Я не понимаю, как она успела лишиться лифчика… Но эти сиськи. Они заставляют заткнуть все мысли и грубо отыметь её. Увалив её под себя на диване, я начал резко трахать её, посасывая её объёмную грудь.

— Тед! — крик с её губ част и глух, я просто грубо врезаюсь в неё, просто вырубаю сознание.

Наши тела сплетены руками и ногами; её волосы свисают вниз. Её голова стукается о жёсткий подлокотник дивана, но эта боль и страсть, это наслаждение украшают её лицо. Она стала прекрасной молодой женщиной, вся её фигура, голос — всё изменилось… И грудь. И её грудь.

Секс, который ничего не обещает… Секс, страсть и порок — это трио, играющие с нами эту невероятную игру, погружающую нас в самое жерло разврата, превращали нас в сумасшедших. Скучавшие — я по прошлому, она — по мне — мы нашли идеальное применение своей скуке. Мы потеряли счёт времени, мы потеряли головы, мы ничего не хотели, кроме как доставить друг другу удовольствие.

До самой поздней ночи мы вытворяли то, что остаётся за кадром: я трахал её сзади, наблюдая за прозрачными, мелкими капельками пота, покрывающими её спину и стягивал волосы в кулак, оттягивая её голову назад. Каждый её стон — был вызван моим жёстким шлепком по заднице, мы упали с дивана на пол, и, в кривой позе, — нога закинутая на ногу — продолжали трахать друг друга. Я хотел этого… Я хотел потерять душу, мозги, всё, что наводило меня на мысли о той, которая уже и думать обо мне забыла, но… Мне с трудом давалось кончить. Вернее не давалось, пока я не зажмуривал глаза — плотно-плотно — и не представлял под собой Айрин. Я молился внутри, чтобы не закричать её имя… Когда я, в очередной раз, был совсем близок, я жёстко укусил её в плечо, скользя зубами вниз. Мои пальцы сжимали её тело яростно, зубы драли кожу, сердце выбивало во мне… Мы просто достигали высший точки. Мы задыхались, мы убивали друг друга сексом.

Выдохшиеся, полностью вытраханные, мы валялись на мягком покрывале, спавшем с дивана вместе с нами. Я включил приглушённый ночник. Дана не двигалась вовсе. Она лежала на спине разгромлённая мною, расслабленная… Грудь её опускалась и опадала медленно, она уже успокоила порывистость дыхания. Во всём моём теле была приятная, удовлетворяющая тяжесть. Огни Чикаго лились сквозь панорамное окно в мою трёхкомнатную квартиру… Я закурил сигарету, а Дана устроила голову на моей груди.

— Это было здорово, — прохрипела она, — Меня язык не слушается…

— Мой член тебе благодарен, малышка, — я поцеловал её в лоб.

— Дурак, — рассмеялась она, — Я к тому, что у меня во всём теле такая… такая слабость.

— Это вполне нормально, уверяю тебя, — она подняла свою левую руку, устроила её на свой лоб.

И вот, я заметил нечто… странное и устрашающие. Небольшой шрам в зоне вены на руке. Дана увидела, что я смотрю и попыталась спрятать руку, но я поймал её.

— Что это значит? — спросил я.

— Пожалуйста, не будем об этом, — она вырвала руку и резко села.

— Ты хотела покончить с собой? — спросил я зло, — Совсем ненормальная?

— Это был тяжёлый период. Моя мама умерла и… Ты не сможешь понять.

— Я попытаюсь, — сипло сказал я, сев с ней рядом.

Она посмотрела на меня хмуро, немного сдвинув брови.

— Мне казалось тогда, что жизнь кончена. Я думала, что самое страшное будет на похоронах, но… Всё было хуже с каждым днём. Паранойя. Бесконечно глупые, пустые и безрадостные дни. Я решила, что всё что могла выстрадать, я выстрадала. Понимаешь, я… дышать не могла без мамы, а тут… Смерть. Вечная разлука. И я захотела её прекратить… Папа вытащил меня из ванны и… И сказал, что я должна жить, что у меня впереди жизнь. Сначала, я не верила, а потом, я… Я просто поняла, что должна. Поняла, что это моя очередная обязанность — жить. И сейчас, всё не так уж и плохо.

— Ты жалеешь об этом? — мягко спросил я, указывая подбородком на руку, — Ведь, тебя могли и не спасти.

— Я не о чём не жалею, Грей. Никогда, — улыбнулась Дана, — В этом прелесть моей натуры.