Мистер Грей младший (СИ)

Да, Господи, да. Сейчас можно только и говорить, что я сама всего этого хотела, сама просила его оставить меня, сама говорила, что я его ненавижу. Но в глубине души, та самая наивная девочка, которую я всеми силами душила в себе, надеялась… Надеялась на то, что однажды он объявится и скажет, что как бы я не говорила ему оставить меня в покое, на ещё какое-нибудь пятилетие, десятилетие, на век, он бы всё равно пришёл и не дал мне утонуть в моём одиночестве, от которого по коже льётся обжигающий лёд, а тело сводит так, что хочется бежать или упасть на самое дно океана, чтобы окружал один лишь городской шум и никто, никто и никогда не заметил меня.

— Что мне делать? — спросила я, глядя в глаза Элене, подняв голову, — Мне всегда… всегда хотелось удержать ту свободу, что дал мне мой отец… Эльдер. Но сейчас я понимаю, что из-за того, что я так много себе врала, так долго губила в себе желание быть… быть счастливой, а затем пыталась стать счастливой без любви, что… Я никогда не смогу быть свободной. Я хочу этого от всей души, но всякий раз, как только я пытаюсь что-то начать, изменить в своей жизни, мои же мысли загоняют меня в тупик. Подводят к той черте, где я всегда спотыкаюсь.

— Айрин…

— Я запуталась, Элена, — перебила я. Переведя дыхание, я сделала глоток вина. — Я запуталась. Я хочу понять, чего ты хочешь от меня, потому что я… Я уже ничего для себя не хочу. Мои бессмысленные попытки поиска счастья всегда будут оканчиваться плачевно. Я с этим смирилась. Если ты сейчас скажешь, что я подбитая лань, стреляный воробей, или пасхальный кролик, я со всем смирюсь. Мне уже ничего не хочется. Я врала всем. Теду, Джеки, самой себе… Тебе, что могу стать счастливой. Боже мой, я потеряла Землю под ногами много лет назад, а полноценно ощущаю это только сейчас. Я не могу сказать, может быть, я это и правда всё заслужила, но я хочу жить по-другому. Хочу, чтобы мне было проще. Я пытаюсь быть сильной, пытаюсь казаться той, которой я была раньше… Но время было ко мне беспощадно, я… Я стёрлась, как мел. До края. Я рассыпаюсь, Элена. Мне хочется кричать и сейчас я серьёзно, — всхлипнув от спазма в сердце, я закрыла лицо дрожащими, холодными руками, чтобы прервать тот кровоточащий поток откровений, что мог бы наполнить каждую вторую бутылку недопитого вина в этом кафе. — Ты без конца говоришь слово «страдать», когда я хочу… Хочу дождаться счастья. Так было, когда мы говорили о Теодоре. Так есть и сейчас, когда мы говорим о Викки и Дереке… Если тебя послушать, то только если жить для себя, можно не страдать и быть счастливой, — произнеся это, я отшатнулась, качая головой, — Да… Конечно. Ты ведь так и думаешь, — я горько усмехнулась, — Только вот эгоизм… Эгоизм, Элена, это не моё. Обвинив во всём Теда, я поставила самую больную, ноющую, мучащую меня точку в своей жизни. Я поступила, как эгоистка, а он… Он чуть не убил себя из-за этого! Из-за меня. Из-за моего уязвлённого самолюбия, — глаза мои слезились, я часто заморгала, чтобы видеть отчётливее свою собеседницу, что, теперь, была мрачнее тучи, — Эгоизм… Сколько счастья он принёс мне? Отверженность? Усугубил боль? Прибавил потерь? И это счастье?! — нервно сжав губы, я мотнула головой, чтобы прогнать горючие капли в глазах, — А ты? Элена, ты счастлива, проживая свою жизнь так, как ты её живёшь? Тебе ведь… тебе всё равно на всех…

Тяжело выдохнув, я отвернулась от Линкольн в сторону. Она молчала. Я тёрла руками щёки, чтобы избавиться от жуткого горения, до красноты. Они жаждали, когда на них выплеснется очередной поток слёз, а я, скрученная вполовину, буду бессмысленно лежать на осколках собственного сердца, снова жалея себя. Нет, Боже… Нет.

— Скажи мне ещё раз, что мне надо сделать, — прошептала я, почти беззвучно, — Дай мне ещё какой-нибудь супер-эгоистический совет. У меня… всё равно, нет никаких планов, — я пожала плечами, надев на глаза солнечные очки и устремив взгляд на вылезшее из тяжёлых августовских облаков солнце.

— Пожалуй, — кашлянув, произнесла Элена, — Поезжай на встречу с этим Стоуном.

Я припустила очки, смотря на Линкольн исподлобья. Вызывающе, но с надеждой на то, что она объяснит мне, почему она так поменяла своё решение. Да ещё и после того, как выяснила, что Теодора… Теодора из моего сердца вытравить ничем нельзя. Я прекрасно понимала, что, если, я вновь увижу его, то наплюю на всё, что говорила ему в те страшные, болезненные минуты в доме Джеки. И, может быть, Дерек — это единственный человек, который сможет предостеречь меня от этого.