Мистер Грей младший (СИ)

Привокзальные часы пробили четыре часа дня. Встреча с Дереком в шесть. У меня ещё есть несколько минут, несколько минут уединения. Пока дождь не усилился, пока кожа не стала гусиной от холода, пока не озябло тело в ситцевом белом сарафанчике-мини, пока не окоченели пальцы в босоножках от Гуччи. Я перевесила клатч через плечо, чтобы обнять себя руками, избавляясь от дрожи. Ветер трепал волосы, а падающие капли заставляли чуть сжиматься накрашенные красной помадой губы… Представив себя, я мысленно отметила, что Элена хорошенько надо мной поработала. Во всех направлениях. От этой мысли я ненадолго нахмурилась, качая головой… Она так мастерски управляет людьми. Это подавляющее чувство. Как это ей удаётся? Я вспомнила Теда и то, что он говорил о своём отце… Манипуляторы и они повсюду. От этой мысли мне стало не по себе.

Я окинула взглядом залив, над которым низко летали красивые птицы. Свободные, неуправляемые, неконтролируемые. Живущие в гармонии с природой. Её неотделимые части…

— Господи, как прекрасно, — бессознательно прошептала я, ловя губами прохладные капли.

Сквозь волосы, что трепал ветер, я видела чудную чайку, что, то отчаянно взмывала вверх, то падала вниз, желая разбиться о серо-голубые воды.

— Так же прекрасно, как и ты.

На секунду мне показалось, что мой слух обманул меня. Плотнее сжав себя руками, я не решалась обернуться. Мне было страшно! Страшно. Я обещала себе: никаких безумств. Какое самонадеянное враньё, Уизли…

Не прошло и минуты, как на мои плечи улеглась тёплая, мягкая ткань пиджака… Его запах. Я прижала голову к плечу, чтобы подышать этим, до боли знакомым ароматом… Обернувшись, я смотрела на настил под его ногами в чертовски идеальных туфлях. Вытягивая шею, сглатывая свой шок, и, вместе с тем, несказанное желание разрыдаться на такой родной, горячей груди, я медленно подняла взгляд на его лицо. Эти глаза смотрели на меня так, как смотрели всегда. Уверена, я выглядела жалостливо в эти минуты: я видела отражение этой потерянной, отрешённой девушки в его глазах. Холодными пальцами, я коснулась его горячей щеки… Необдуманно, неосознанно. Захотела и коснулась. Точно говоря ему: «Я так ждала тебя. Так ждала, несмотря на то, что говорила». Теодор слегка вздрогнул, не отрывая от меня взгляда.

— Я искал тебя. Я решил… Наплевать на твои слова, — еле слышно проговорил он, — Этот месяц… Я боролся с собой, Айрин. Ты снова решила всё за нас. И решила неверно. Теперь, буду решать только я, — Теодор почти что прорычал последнее слово, вцепившись руками мне в щёки, — Скажи мне, что всё, что ты говорила тогда, было ложью. Ты ведь лгунья, Айрин. Лгунья, — он приблизил своё лицо к моему, запрокидывая мою голову в своих руках так, чтобы я полностью была в его власти. Смотрела ему в глаза.

— Да, я лгунья, — прошептала я.

— Но я всё равно тебя не достоин. Верно? — в его глазах вспыхнул опасный огонь.

Я почувствовала себя девочкой, маленькой девочкой, готовой стать его рабыней, служанкой, любовницей… Потому что нет мне другого счастья, кроме как… Навсегда быть в его глазах. В этом бездонном океане, в котором можно дышать. Это лучшее место в мире.

— Я не знаю, кто меня достоин, — еле дыша проговорила я, — Я знаю только то, что всегда… Всегда-всегда хотела только тебя.

Он шумно выдохнул мне в лицо: меня обдало горячим, пленительным теплом, таким живым и обогащающим, что я не чувствовала собственных ног… Я не чувствовала дождя, что так стремительно покрывал лицо этого красавца предо мной. Его волосы. Его губы… Я обожаю смотреть на его губы. Вспомнила, как любила чувствовать их. Ощущать. Этот рот — абсолютное целование. Чувственный и порочный. Сладкий и горький. Яд и лекарство. И нет во мне сейчас ни одного желания, кроме одной безумной жажды — целовать его. Губы Теодора Грея. Моего.

С трудом оторвав от них взгляд, я вопрошающе, умоляюще заглянула в его глаза. Они светились тем самым голодом, который я так люблю видеть в них. Мои глаза были влажны, его тоже. Шум. Как много шума. Это дождь… Дождь. Он так вцепился в мои щёки, что мне стало больно. Поцелуй. Мне нужен был он. Его поцелуй. Не выдержав, я прижалась к Теду всем телом. Мокрая ткань на наших телах — выстрелы помчались вдоль спины. Я выпустила себя из объятий, уцепившись пальцами в мокрую ткань рубашки, ткань, облепляющую каждую часть его бицепсов. Пиджак спал с моих плеч, а Грей… Он напал на мои губы своими.

Дождь. Дождь… А мы целуемся. Он делает это. Со мной одной, так, как это должно быть. Горячо в его руках, несмотря на погоду: на ветер, на дождь, на то сумасшествие буйства стихий. Всё ещё люблю его. Люблю, люблю и всегда любила. Мокрые, задыхаемся, не можем остановится. Господи, Боже мой. За что ты послал мне этого мужчину? Я не целовалась ни с кем пять лет. Ни с кем. Я никого не подпускала к себе и готова была бы ждать ещё пять лет, лишь бы ощутить этот поцелуй. Ощутить его губы. Страстные, всепоглощающие.

— Айрин. Моя, — прохрипел он, его шипение громом выделялось и гремело среди ливня его поцелуев, прикосновений.