Мистер Грей младший (СИ)

— Я люблю тебя! — не выдерживаю и рычу, крепко сжимая хрупкую талию в своих руках. Айрин судорожно выдыхает. — Я люблю тебя. Я весь твой.

Она дёргается в моих руках и кусает губы, точно чувствует физическую боль. Горячо и крепко целует меня. Её губы раскрывают замёрзшие бутоны роз в моей душе, а то, что увяло, вновь возрождается с неизгладимой силой жажды жизни. С всхлипом, что срывается с её уст, она отрывается. Утыкается лбом мне в лоб.

— Ты весь мой. Только мой, — шепчет Айрин, слёзы зреют на её глазах, — Я знала, что ты меня любишь. Всегда знала, потому что… нельзя тебя любить так, как я. До боли в сердце, до крови в мозгу, — она жмурится, тяжко дыша, — Я никому не давала целовать себя, прикасаться к себе, завязывать отношения со мной… потому, что я хотела всегда быть свободной. Для тебя. Но я заблуждалась. Я всегда была «занята». Я всегда была переполнена тобой… Другим нет места ни в моей жизни, ни в моём сердце. Нигде, Теодор Грей. Всё мне противно. И все противны.

— Айрин, Боже, — бормочу, чуть слышно. Что-то колит мои глаза, — Ты — мой беспредел. Каждый раз, когда я вижу тебя, слышу твой голос, мне хочется забрать тебя и увезти далеко-далеко. Туда, где нет места проблемам и горю. Туда, где никто и ничто не сможет помешать мне… Помешать мне быть с тобой. Я болен тобой, Уизли. Всё, что я хотел сделать, когда ты сказала, что возврата нет, это… умереть. Пойми, если ты меня разлюбишь — я умру.

— Если я тебя разлюблю — это буду не я, — категорично шепчет мой белокурый ангел, впиваясь пальцами мне в плечи, — А если ты умрёшь, то и я умру.

Она прижимается грудью к моей груди — я громко стону. Её упругие, мягкие груди, настолько нежные, что хочется кричать от этого ощущения непорочности, от этого желания, что кишит и шипит в теле подобно змеям, желающим насытиться этим искушением. Грех. Она сплошной грех, но её вкус бесподобен. Мои губы целуют её шею, я бормочу какой-то бред. Одну руку Айрин запускает в мои волосы, лаская затылок, а другой расстёгивает брюки. Когда я заглядываю в её полные страсти глаза, она вновь пихает меня в грудь — я валюсь на спину.

— Я буду сверху, мужчина, — судорожно выдыхает она, — Дай мне контроль.

— Ты уже его взяла, — шепчу, сгорая от возбуждения. Её руки носятся по моей груди. Она царапает мои бицепсы, растягивая кожу. — Смотри, не потеряй, — хриплю, не успевая следить за её голодным взглядом… Ох!

— Блять, — шиплю сквозь зубы, откидываю голову назад, когда она резко нанизывается на меня. — Когда ты… успела… снять трусики?

Ничего не соображаю. Я смотрю на Айрин. Обе её руки напряжены и сжимают основание члена. Голова в экстазе откинута назад. Губы приоткрыты и дрожат. Глаз не вижу… Только напряжённый подбородок, раскрасневшиеся соски. Венку, что дрожит на её шее и жаждет миллионы миллионов поцелуев. Укусов. Засосов. Моих. Она краснеет каждой частью своей безукоризненной фарфоровой кожи. Она не может двигаться. Она стонет. Стонет так, что тело моё раскаляется до такой критической точки, что я рычу, покрываясь испариной. Весь в ней. Сон, мечта… Переливы желаний. Ни слова не могу произнести, ибо рот высох. Ибо все слова забыты. Ибо сейчас говорит тело, тело возбуждённого мужчины. Мужчины, что будто столетие не видел, не чувствовал, не ощущал женщины… Своей женщины. Своей единственной, предназначенной до конца дней. Уготованной судьбой. Женщиной, без которой невозможно жить, невозможно вдохновляться, совершать поступки, общаться, быть полезным. Женщина, которая является маленькой девочкой, невестой, вселенной… всем тем, чем так хочется гордиться, пронести через всю жизнь, как своё главное достижение.

Я люблю её. Господи, как я люблю её.

— Айрин, — бормочу я, чуть дыша, — Контроль всё ещё у тебя?

Она страстно смотрит на меня сверху вниз. С рыком хватает мои руки, укладывает на свои бёдра, тянет кожу на фалангах моих пальцев.

— Заткнись и трахай меня, Теодор Грей, — прерывисто хрипит она, пот стекает по её вискам.

— Так быстро возвращаешь контроль мне? — шумно дышу, ухмыляясь.

Айрин вздрагивает, гневно сверкая глазами. Одна секунда и она капризно отрывает бёдра от моих бёдер, заставляя меня гортанно простонать. Сама же Уизли дёргается так, что, кажется, через мгновение — она разломается напополам.

— Хватит мучить меня, — хрипло дышит она, — Ты и так томил меня ожиданием пять лет. Я больше не выдержу, — она вскрикивает, легонько ударяя меня кулаками по груди. Улыбка жаждет загореться на моём лице, но отжарить эту желающую трахаться, желающую меня — меня одного — мученицу намного сильнее. Намного больше. Оно огромно, как несокрушимая скала.

Я хватаю Айрин за талию, чтобы повалить её под себя. Кровать протяжно скрипит, а Айрин вскрикивает от непроизвольного трения внутри её горячей, влажной крошки. Моя любимая послушно выгибает шею, ластясь, как кошка, чтобы я мог приникнуть с поцелуями к её бархатной коже. Как же сладко. Как же вкусно… Мой язык очерчивает след до самой возвышенности ключиц.

— Двигайся! — горячий выдох опаляет моё ухо. — Почему ты не понимаешь с первого раза?! — хрипит она.