— Господи, — прошептала она, еле слышно. Именно так, насколько ей позволяло учащённое дыхание.
Я зажмурился на какие-то секунды, чувствуя, как закололо моё сердце. Это было от собственной ярости на себя. От боли за свой… поступок? Медленно, я отстранился от неё и заглянул в глаза. Два чистейших озера заволокла дымка желания.
Чёрт!
— Я… Дана, этого не должно было быть, — глубоко вдохнув, начал я.
— Знаю. Заткнись, — шипит она и вцепившись своими губами в мои, усаживает меня на диванчик в кабине.
Оседлав колени, набрасывается на губы, и я отвечаю на её поцелуй. Она давно этого хотела. С первой секунды. Могу поспорить.
Мои руки безостановочно носились по её спине, а из её губ, то и дело, вырывались вздохи и стоны. Я схватил её за волосы и начал жёстко тянуть их, не прерывая поцелуя. Она сплела свои руки у меня за плечами. В кабине становилось жарко. Я целую нелюбимую девушку на огромной высоте, над бездонной пропастью. Страсть, которая сносит крышу, действовала на нас в эти секунды: нам уже было плевать на то, что мы застряли…
Блять. Остановись, Грей! Останови это!
Руки Даны переносятся в мои волосы и она топит в них пальцы. С болью по мне проносится наслаждение оттого, как она их тянет.
Хватит. Всё. Остановись. Иначе ты возненавидишь себя, Грей.
Я глубоко вдыхаю, и взяв лицо Даны, отцепляю её от себя. Мысленно матеря себя, с осторожностью заглядываю ей в глаза.
И гран-при за тупизм, идиотизм и похеризм — в этом году получает Теодор Грей.
Дана смотрит на меня потеряно-детскими глазами. Не скажешь, что девушка с таким невинным личиком, способна на подобную страсть.
— Дана… Ты, — я не знал, как начать, — Этого больше не повторится. Я люблю другую. Я уже ненавижу себя за то, что сделал, — с отчаянием выжигал фразы я.
Дана отшатнулась, встала с моих колен, попятилась назад, а потом плюхнулась на противоположный диван. Её глаза стали ледяными. Покрасневшие, зацелованные, покусанные мною губы, вдруг сжались.
— Это была лишь игра, расслабься, — беззаботно и холодно выбрасывает она каждое слово.
Блеф. Не ври мне, детка.
— Для тебя это было больше, чем игра. Я знаю, — мой голос режет, — Ты не можешь и никогда не будешь со мной, Дана. Ты не для меня и ты должна это понять.
Дана поджимает губы и смотрит в сторону, а точнее — в окно, за которым медленно поплыл пейзаж. Движение продолжилось.
— Ты не знаешь, как больно мне сейчас, Тео. Теодор, — дрожащим голосом говорит она.
Чёрт. Чёрт, Дана!
— Но я поняла тебя, — она делает резкий вдох, — Я прошу тебя: больше никогда не защищай меня и не мешай мне жить. Я — не твоё имущество и ты не должен охранять меня.
— Дана, — шепчу я.
Её реакция очевидна, но мой мозг и моя натура не желают смиряться с таким поворотом.
— Замолчи. Я всё сказала. Это моё единственное желание. Мой выбор. И ты должен его уважать, принять и понять, Теодор. — холодно говорит она.
Не в силах смотреть на неё, я перевожу взгляд в окно. Пропасть мы миновали. Причём, не только в прямом, но и в переносном смысле этого предложения.
Вот и ещё один необдуманный поступок, Грей. Ты придурок, который не может контролировать свою ярость. Сначала, снёс стол и всё, что на нём, а затем, полностью отхерачил от себя Дану. Айрин. Она просто могла ответить на мой звонок или на мэйл, а не впрягать меня в полный раздрайв своим игнорированием.
Что она делает со мной?!
Ведь мой поцелуй — это ни влечение к Дане, ни желание, ни жалость к ней, а злость и обида на Айрин.
Грей, ты сошёл с ума.
Весь оставшийся путь — до второй вершины — мы проделали молча. Десять мучительных, казалось бы, долгих, как столетие минут, реально напрягали меня. Я чувствовал неудобство, неуютность и отчуждённость всем своим существом…
Когда, наконец, кабина остановилась, я пропустил вперёд Дану, а затем вылез сам.
Ветер приподнял её волосы. Здесь гораздо прохладнее, чем внизу. Я стянул с себя джинсовую куртку и подойдя впритык к Дане со спины, набросил её ей на плечи.
— Не на… — начала она, но я положил руку на её губы; после чего, прорычал ей на ухо:
— Не надо сцен и не надо простужаться.
Она резко убрала мою руку от своего рта и последовала к ребятам, которые уже вышли из «небесного лифта». Все живо обсуждали то, как кабина застыла над пропастью.
Увидев меня, Фиби, с покрасневшими от слёз глазами, бросилась ко мне на шею. Ох…
— Тед, ты не не представляешь, как я испугалась! Я думала, что… — её голос задрожал, — Думала, что не увижу тебя больше…
— Глупышка, — прошептал я, поцеловав её в макушку.
Ну, нет. Началось. Только сырости мне тут не хватало!
— Пожалуйста, Фиби, не надо, — попросил я, но она только выдохнула и ещё мертвенно-сильно прижалась ко мне.
Я поднял глаза на стоящих вокруг меня друзей. У Эвы и Джеки в глазах стояли слёзы, я слабо улыбнулся им, ища спасения. Надеялся, что они как-то. успокоят Фиби, что ли, но… Они кинулись к моим плечам и зарыдали.
Чёрт. Прекрасно.
— Вы хотите, чтобы я промок? — пытаюсь разрядить обстановку. Дамы смеются, не прекращая Великого потопа.
— Вы его, как будто, с войны встречаете! — раздаётся мужской, незнакомый мне, весёлый голос.